Ее деланно безразличный тон нисколько не успокоил Сашу, можно сказать, даже распалил сильнее. Он резко дернул ее за руку, привлекая к себе. Ника от его грубого прикосновения невольно вскрикнула.
— Не понимаешь, значит? — прорычал Головин, продолжал держать в тисках руку девушки. — То есть со мной ты быть не хочешь, а с ним вполне не против? Зачем ты мучаешь меня? Нравится смотреть, как я унижаюсь, прося тебя быть со мной? — он впервые в жизни был таким, впервые в жизни его гнев начинал преодолевать все мыслимые и не мыслимые пределы.
— То есть тебе можно работать на два фронта, а мне нет? — Ника нисколько его не боялась, поэтому произнесла это с вызовом. В конце концов, почему действительно он может быть с двумя девушками одновременно, а она не может с Антоном просто общаться?
Саша не находит, что ответить. Она права, но лучше от этого не становится.
— Ника, ты знала о моих отношениях с Алиной, а я и подумать не мог, что ты так быстро бросишься в объятия Миранчука, — его руки до боли сжимали ее запястья, но слова били сильнее, гораздо сильнее.
Собрав все силы, девушка вырывается из его хватки и отходит на несколько шагов.
— Да как ты смеешь? Как ты только мог так обо мне подумать?
— А я не прав? Не прав? — он снова повышает тон, стараясь, наверное, заглушить в себе дикое негодование.
— Не ори на меня, — Ника сама уже не выдерживает, уж чересчур он переходит грань. — Мы с Антоном просто друзья, но раз уж ты так просишь, то я обязательно воспользуюсь твоим советом и сама предложу ему быть вместе.
Головин несколько раз меняется в лице.
— Ты этого не сделаешь, — он делает к ней маленький шаг, но девушка отпрыгивает от него как от заразного. Его гнев уже почти сошел на нет.
— Отчего же? — Вероника и сама уже заметно успокаивается. — Ты же так этого хочешь.
— Не смей, слышишь, не смей, — снова режущая ревность пронзает его сердце. Молодой человек хватает ее за руку, но девушка не ощущает ничего, кроме боли от его прикосновения.
— Не трогай меня, — прошипела Ника. Головин только сильнее сжал ее запястье.
Ника снова вырывается, и в следующее мгновение образовавшуюся тишину пронзает звук пощечины.
— Убирайся к черту из моего дома, — Саша приложил руку к горящей щеке, осознавая свою ничтожность. Кажется, теперь он потерял её навсегда.