Ренсинк Татьяна
(Петровский завод, Н. А. Бестужев)
***
Она любила у моря
Прогуляться по краю блещущих волн.
Она любила у дома
Любоваться садом, что под солнцем расцвел,
И где любовь расцветала:
Та, которая может быть на века,
И которой не страшны молва да война.
Любовь во мне навсегда!
Пусть кто-то не верит,
Пусть против приметы,
Но жизнь моя — для тебя,
И ты это знаешь,
В разлуке страдаешь,
Но помни, сильна она -
Наша любовь навсегда.
Он любил быть на море,
Как бы раньше и не был против него.
Он любил быть и дома,
Где его повстречала скоро любовь,
Где она подарила
Все свои драгоценности и шелка,
И лишь он ей посвятил себя навсегда.
Любовь во мне навсегда!
Пусть кто-то не верит,
Пусть против приметы,
Но жизнь моя — для тебя,
И ты это знаешь,
В разлуке страдаешь,
Но помни, сильна она -
Наша любовь навсегда.
С большой сердечностью и теплом была принята Милана всем отрядом осужденных, продолжающих свой путь к Петровскому заводу. С ней делились добрыми отзывами о ее возлюбленном, рассказывали, как мучительные были его эти годы в разлуке с нею, угощали артельной кашей да кашей на бульоне, которой угощали недавно и ее подругу Анну. Даже комендант кланялся и восхищался храбростью Миланы, отправившейся вопреки всем запретам сюда, чтобы быть рядом с любимым и поддержать его.
И поход уже подходил к завершению.
-Любому приятно приблизиться к цели похода, - улыбнулся Милане Андрей Розен, который в последний день следовал со всем отрядом вместе, поскольку его обязанности старосты в походе закончились, и ехать вперед всех больше не было нужды.
Милана ласково улыбалась в ответ и кротостью своей очаровывала друзей Алексея все больше. Они любовались ими, следующими подле друг друга пешком, за руку, и обменивающимися счастливыми взглядами.
22 сентября снова была дневка. Скоро все завидели и подъехавших встречать своих мужей двух жен.
-Там ужасно! - сообщали они. - Окон нет! На дверях крепкий наружный запор!
-Мало им того, так еще и дневной свет теперь отняли, - в недовольстве высказался Алексей, сочувствуя товарищам, которым предстояло попасть в столь ужасающее место и которым теперь годы в Чите показались раем.
-Да, - протянул Андрей рядом, также сочувствуя. - Мне то всего два года осталось терпеть это, а вот некоторым... Смертельный ужас...
-Молодцы французы, - покачал головой Лунин, выглянувший из своей повозки. - За три дня они совершили тот переворот, что нам не удалось! Карл бежал, законы их теперь изменят.
-Это еще мы увидим, что и как будет, - приостановил пылкость его речи Алексей. - Там не все за, и еще этих героев могут назвать мятежниками и так же с ними расправиться, как здесь.
-Не будем вступать в споры, - подошел Николай Бестужев к ним, а приблизившиеся прибывшие дамы с интересом заулыбалась Милане, которую Алексей все держал за руку подле себя.
-Трубецкая, Екатерина Ивановна, - представилась одна из них Милане и еще больше заулыбалась доброй душой.
-А я Нарышкина, Елизавета Петровна, - представилась так же и другая.
-Милана Александровна, - коротко ответила Милана и несмело взглянула на гордого рядом с ней Алексея, и тот тут же сообщил вопрошающим перед ними дамам:
-Моя невеста!
-Пресвятая Богородица! - всплеснули руками те и захлопали в ладоши, не сумев сдержать радости.
Тепло принятая и женами осужденных Милана стала чувствовать себя еще смелее и увереннее в том, что никто не станет осуждать за что-либо.
На следующий день был последний переход. Дорога вела в междугорье и теснины. В широкой и глубокой долине показалось большое селение, церковь. И все остановились на мгновение, завидев и завод с каменными трубами да домами рядом. Рядом с заводом протекал ручей, а там, за ручьем, виднелась и длинная красная крыша новой тюрьмы...