Просить прощения всегда тяжело.
Но когда он собрался с духом и решился поговорить с ней как-то вечером, Гермиона сама подошла к нему и пригласила в башню на свой День рождения. Так просто. Будто они давние товарищи. И Драко снова струсил, снова промолчал, посчитав ее приглашение белым флагом, символом мира.
Кажется, она совсем не злилась. И этот факт теплом отозвался у него в груди — она не ненавидит его.
Он заметил, как она заволновалась, когда увидела его на пороге в вечер праздника, как поглядывала на него исподтишка, думая, что он слишком увлечен разговором с ребятами и не замечает ее. А он замечал. Замечал и плотоядный взгляд Уизли, обращенный в ее сторону. И сам не понимал, почему он обратил на это внимание.
Драко внезапно разонравилось проводить свободное время в гостиной Слизерина. Там было слишком шумно — Блейз постоянно выяснял отношения с Дафной, Грегори слишком громко ржал по поводу и без. Малфою казалось, будто он не на своем месте. Ему постоянно хотелось уйти.
А уходил он в гости к Тео. По крайней мере, он старался убеждать себя в этом. Хотя в скором времени у Драко не осталось сил отрицать, что в башню старост он наведывается не только к лучшему другу.
Тео в тот период наоборот зачастил в подземелья к однокурсникам — в башне ему было скучно. И Малфой стал занимать его комнату, когда тот отсутствовал, чтобы в тишине почитать, подготовиться к занятиям. И быть ближе к Грейнджер.
С ней рядом Драко было спокойно. И ему хотелось компенсировать то скотское отношение к ней и проводить с ней время, чтобы она знала — вся его ненависть и отвращение в прошлом. Это стало, своего рода, безмолвным извинением.
Сначала они обменивались неловкими улыбками, когда пересекались в гостиной, потом стали вместе готовиться к занятиям, помогали друг другу с заданиями. А немногим позже штудировать библиотечные фолианты им стало не так интересно — интереснее было разговаривать.
У них было мало общих тем, но это не мешало получать удовольствие от общества друг друга.
Драко безумно нравилось, как розовели щеки Гермионы, когда он пристально смотрел на нее. Она всегда смущалась под его взглядом, но не пыталась просить его не смотреть. Драко знал, что ей нравится, когда он на нее сморит. Прекрасно видел, что он сам нравится ей.
Это его и погубило. Ее чувства.
Малфой боролся с собой, но вскоре осознал, что ему хочется ответить ей взаимностью. Однако не все было так просто.
В один из выходных дней, когда Тео в очередной раз проводил время в подземельях, Драко как всегда занял его комнату и устроился на его кровати с книгой в руках. Он слышал, что Грейнджер была на месте — тонкая стена между комнатами позволяла слышать все шорохи. Малфой не стал заходить к ней и навязывать свое общество. Ему было достаточно быть поблизости, пусть и через стену.
Смысл прочитанного Драко улавливал плохо, ему приходилось перечитывать предложения, чтобы понимать, о чем идет речь. Мысли его были где-то далеко.
Шум воды из ванной окончательно сбил его, и Малфой стеклянным взглядом пялился в одну точку на странице, представляя, как моется Грейнджер. Внизу живота тугим узлом медленно завязывалось напряжение. Ему лучше было убраться отсюда подальше, но он не успел этого сделать.
За едва приоткрытой дверью послышались приближающиеся шаги, а затем и возмущенный голос:
— Тео, сколько раз мне еще попросить тебя, чтобы ты закрывал зубную пасту? Разве это так…
Гермиона осеклась на полуслове, распахнув дверь и увидев на кровати вовсе не Теодора.
— Прости. Я думала, Тео здесь, — она стушевалась и слегка съежилась под внимательным взглядом Драко.