Как оказалось, у нее были на это веские причины, но не из-за ИРА. В прямоугольном красном корпусе штаб-квартиры полиции рядом с доками мрачный сержант средних лет с карандашом за ухом отправил ее наверх, ворча и дергая большим пальцем. Этажом выше она обнаружила большую комнату открытой планировки с дюжиной или около того партами, расставленными неаккуратными рядами, примерно половина из них была занята мужчинами, некоторые молодые, некоторые среднего возраста, некоторые в рубашечных рукавах, некоторые в кожаных куртках, некоторые печатали, некоторые говорить по телефону. Сигаретный дым висел в воздухе синей нециркулирующей дымкой.
Все мужчины подняли глаза, когда Лиз вошла в комнату. Она спросила, где можно найти детектива-инспектора Эйвери, и один из них указал на заднюю часть комнаты, где небольшой кабинет был отгорожен непрозрачным стеклом. Когда Лиз прошла через ряды столов, кто-то издал низкий волчий свист. Лиз попыталась не реагировать, но почувствовала, что краснеет.
Она постучала в дверь, и грубый голос сказал: «Входите» . Открыв дверь, она увидела широкоплечего мужчину в рубашке с рукавами рубашки и галстуком, спущенным на пару дюймов от воротника. Он выглядел почти в пенсионном возрасте, и его седеющие волосы были очень коротко подстрижены, хотя он позволил своим буфетам отрасти в каком-то ошибочном юношеском порыве.
Эйвери выглядела раздраженной ее вторжением. — Что я могу сделать для вас, мисс?
— Инспектор Эйвери? Мужчина кивнул. «Я здесь из ящика 500», — сказала Лиз, используя аббревиатуру, под которой полиция называла МИ-5. — Меня зовут Лиз Карлайл.
Он уставился на нее. — Вы Карлайл? Он казался удивленным. «Я ожидал Джорджа Карлайла, или Джона Карлайла, или даже Симуса Карлайла. Но никто ничего не сказал о Лиз Карлайл. Он смотрел на нее с отвращением; Лиз не знала, что сказать. Эйвери внезапно добавила: «Я полагаю, ты выпускник».
'Да.' Никогда еще она не гордилась этим меньше.
'Хорошо. Тогда ты привыкнешь к чтению. Он указал на три стопки бумаг на боковом столике. — Можешь начать с них. У меня есть дела поважнее, чем читать весь день всякую ерунду из министерства внутренних дел. Приходи утром и скажи мне, что там внутри.
После такого приветствия Лиз решила, что все должно стать лучше. Она ошибалась. На третий день у нее появилось прозвище — Мата Хари — но не более того, в форме контактов с ее новыми коллегами по работе, чье первоначальное любопытство быстро сменилось дедовскими ритуалами братства американского колледжа. В первое утро, когда Лиз подошла к выделенному ей столу, она обнаружила большую сигару, лежащую на столешнице. Через час, когда она вернулась с чашкой мутного кофе из торгового автомата в холле, она обнаружила, что кто-то многозначительно передвинул сигару на сиденье ее стула. Пока мужчины вокруг нее украдкой наблюдали, она сломала сигару пополам и бросила ее в корзину для бумаг.
На следующее утро еще одна сигара была на месте. Лиз снова выбросила его и на этот раз громко, не оглядываясь по сторонам, сказала: «Надеюсь, вы, мальчики, сможете покрыть расходы сигарами». Если это продолжится, это будет стоить вам целое состояние».
Всю неделю она обедала одна и никого не видела после работы. Единственной другой женщиной в офисе, машинисткой детектива Эйвери, была женщина средних лет по имени Нелли, которая приходила ровно в девять утра и уходила ровно в пять вечера. Она явно никогда не читала Жермен Грир и не слышала о сестринской солидарности; она старалась не обращать внимания на Лиз.