Реальная зима подходила к концу — в их иллюзорном мире вокруг замка властвовало бесконечное лето. Они прятались от выглянувшего солнца в тени беседки, куда жалящие зноем лучи не проникали благодаря плющу. В последние дни их собственная материальность будто бы увеличилась, из-за чего они получили шанс прочувствовать на себе жар лета.
— И всё-таки сколько тебе лет? — вслух задумалась Китнисс, глядя на то, как ловко её незнакомец — в её мыслях это прозвище давно закрепилось за ним — обращается с ножом, стараясь преобразить ровную поверхность найденной деревяшки в предмет декоративно-прикладного искусства. Среди её поколения и её более старших знакомых не было никого, кто умел бы заниматься резьбой по дереву.
— По-моему, ты слишком поздно заинтересовалась этим вопросом, дорогая, — с иронией заметил он. — Но так и быть, удовлетворяя твоё любопытство, отвечу: этой зимой исполнилось сорок.
Это было странно. Китнисс уже давно отринула надежду и, задавая свой вопрос, даже не думала, что у её соулмейта получится что-нибудь сказать. Личная информация такого рода, по её мнению и опыту, блокировалась, вынуждая их обоих пребывать в безвестности.
На границе сознания кометой промелькнула какая-то мысль, но ухватить её за хвост Китнисс не успела.
— То есть я не поздравила тебя с днём рождения?
Её вопрос — абсолютная провокация, неизведанная территория, на которую по негласной обоюдной договорённости ни одному из них хода не было. До этого момента.
— Похоже на то.
Стоило отдать ему должное: он сразу же подхватил её игру, уже в который раз демонстрируя удивительное понимание, образовавшееся между ними с самого начала. Инструменты, ставшие вмиг ненужными, были отложены, уступая место Китнисс.
— Тогда я, наверное, обязана исправить это, — выдохнула она в считанных дюймах от его лица, поддаваясь пьянящему ощущению свободы и его близости.
Их поцелуй получился мягким, полным скрытой нежности и бесконечного трепета, что так не вязалось ни с привычной жёсткостью Китнисс, ни с язвительностью её соулмейта. Ей казалось, что её собственное сердце с сумасшедшей скоростью бьётся где-то в горле, вторя частым ударам сердца её незнакомца, которые она отчётливо ощущала под своей рукой.
Когда магия момента постепенно стала истончаться, всё, что она различала перед собой, — потемневший, словно застланный дымкой взгляд серых глаз её родственной души. И его единственное слово, будто невольно сорвавшееся:
— Китнисс…
***
Она подскочила на кровати с учащённым пульсом и лёгкой паникой в голове. Вся она сейчас олицетворяла сомнение, смущение и смятение — три чувства, вырвавшиеся на первый план восприятия. Не до конца понимая, что делает, с дрожащими, как в лихорадке, руками Китнисс судорожно собралась и почти что вылетела из дома.
Дорога до Деревни победителей прошла как в тумане, а время то невообразимо растягивалось, то бешено ускорялось. Китнисс старалась не бежать, чтобы не привлекать излишнее внимание общественности и миротворцев, но всё равно постепенно ускоряла нетвёрдый шаг.
В этот раз она заметила его первой, оправдывая свою репутацию идеальной охотницы. Он стоял на ступеньках своего дома, такой непривычно растерянный и не знающий, что ему делать. Про себя Китнисс могла поставить что угодно на то, что в жизни Хеймитча Эбернети такое случалось впервые.
— И всё-таки ты умеешь делать подарки, солнышко, — с какой-то горечью произнёс он, избавив её от необходимости говорить первой, когда она остановилась на расстоянии пары ярдов перед ним. Китнисс никогда не думала, что столь малая дистанция будет казаться ей пропастью — гораздо более глубокой, чем была около старого замка.
— Это на самом деле то, что ты хочешь мне сказать? — с вызовом бросила Китнисс, не желая иметь дело с практически равнодушной маской привыкшего к камерам победителя.
— Не совсем, — признал Хеймитч. Китнисс показалось, что в этот момент он внутренне смирялся с чем-то. — Но и об этом тоже. Послушай, Китнисс, — тщательно подбирая каждое своё слово, начал он, — я помню, что ты говорила о своём отношении к любви и соулмейтам. Ты ещё совсем девчонка — сколько тебе, кстати, лет двадцать?..
— Через пару месяцев будет двадцать один, — сухо вставила она.
— …а я потрёпанный жизнью и Играми алкоголик…