Китнисс никогда не сомневалась в том, что не имеет проблем с памятью. Она неплохо запоминала лица, а ещё лучше — места, что позволяло сносно ориентироваться на местности. Мироздание нагло усмехнулось ей, обеспечив Китнисс стойкое ощущение дежавю. Эвердин была готова поклясться, что видела своего бестелесного друга по несчастью наяву, — но это чувство ни на йоту не приближало её к тому, чтобы назвать его имя.
Меж тем мужчина всё так же стоял — не приближаясь, молча. Он только рассматривал её, будто она была диковинкой, неизученной ценностью. Возможно, он тоже испытывает уверенность, что где-то видел её, но не может вспомнить, — пронёсся вывод в голове Китнисс. Но почему он молчит? И почему не говорит она сама?
Ответ Китнисс получила довольно скоро: только открыв рот, она поняла, что не способна облечь мысли в слова. Печальная улыбка неизвестного показала, что этот результат знаком и ему.
В следующую секунду пришло понимание, что ночь определённо должна скоро закончиться и ей придётся проснуться. Эта мысль была настолько внезапна и ошеломительна, что Китнисс резко попыталась втянуть воздух, совершенно позабыв о том, что в её нынешнем состоянии дыхание совершенно не требуется.
За миг до пробуждения, столкнувшись глазами с чужым взглядом, она поймала себя на ощущении: ей казалось, что она смотрится в зеркало.
***
Тень насмешки судьбы ещё раз блеснула перед ней наутро: пробуждение оставило ей только смазанный образ замка, словно незримый автор намеренно сделал краски на холсте размытыми, нечёткими. А ещё — стойкое знание того, что этой ночью она видела свою родственную душу. Ни внешности, ни единой отличительной черты, по которой Китнисс могла бы найти его вне сна, — только одну слепую веру, истовую убеждённость в собственной правоте.
Ей не нужна была любовь. Она никогда не искала, не планировала встречу с соулмейтом — для неё это было не важно. От полного безразличия к системе родственных душ её ограждала отмена вероятности участия в Играх как её самой, так и её сестры. Жизнь Прим была даже важнее, и Китнисс всегда знала: даже если младшую Эвердин выберут на Жатве, она сама станет добровольцем — просто не сможет поступить иначе, позволить бросить свою сестру на Арену.
И теперь в её жизни объявился соулмейт. Пока ещё безмолвным призраком, вынужденным по ночам скитаться по окрестностям старого замка, но глубинное осознание того, что это не будет длиться вечность, угрожало затопить Китнисс. Рано или поздно сон соприкоснётся с реальностью, внося в неё новый виток проблем.
***
Что-то было не так — это Китнисс могла сказать с пугающей точностью. Новая ночь в замке неуловимо отличалась от предыдущих. Эвердин вновь была в месте, где пробуждалась от реальности из раза в раз, — в бальной зале. С первого взгляда невозможно было отгадать, в чём отличие, — маленькая деталь словно нарочно ускользала от внимания Китнисс.
Стоит ли пытаться обнаружить таинственного незнакомца, она не знала. Интуиция молчала, и Китнисс решила хоть раз довериться судьбе, если уж той угодно помещать её в неизвестность — без подсказок и даже без голоса.
На сей раз первым нашёл её он. Оказалось, ей не нравится это чувство — когда тебя застигают врасплох. Всю жизнь охотницей была она сама, и привыкать к роли добычи Китнисс не собиралась. Но конечно, судьба с ней советоваться в этом не стала.
Первые минуты они снова просто рассматривали друг друга. У её соулмейта были светлые волосы — длиннее, чем у Пита или Гейла, но всё же слегка короче, чем у Цезаря Фликермана; он был выше неё и, казалось, старше — в голове Китнисс мелькнуло малодушное облегчение от того, что они хотя бы разного пола. Старинный костюм той эпохи, моду которой у Китнисс не было шанса застать, странным образом подходил ему, и она гадала, как в таком случае смотрится она сама.
Китнисс никогда не обладала способностью считывать эмоции и мысли других, но сейчас ей казалось, что она понимает его. В глазах незнакомца вспыхивали те же чувства, что она ощущала внутри себя: настороженность, опасение, исследовательский интерес и, пожалуй, любопытство.
Именно на последнее она предпочла списать то, что, поддавшись импульсу, протянула руку в попытке коснуться соулмейта.
Перед тем как исчезнуть, она поняла, что, вопреки своей бесплотной природе, ощущает тепло его ладони.
***
Дни сменяли ночи, в каждую из которых Китнисс попадала в замок, вновь и вновь встречаясь со своим незнакомцем. Прошедшие недели принесли знание того, что им одинаково нравится стоять у края обрыва, изучать прикосновения рук друг друга и танцевать. Она никогда не думала, что будет получать удовольствие от настолько бесполезного занятия, как танцы, но их ритмичные движения под безмолвную музыку замка стали тем, что начало приносить радость.