***
Под покровом темноты Китнисс шла к Хеймитчу. Ей начинало казаться, что теперь дорогу в его комнату она сможет отыскать с закрытыми глазами: даже если бы Китнисс не обладала умением ориентироваться, её бы всё равно вела ханахаки, красной нитью соединившая их.
— И куда это ты так спешишь, солнышко? — с лёгкой иронией осведомился Хеймитч, невесть как возникший из-за очередного поворота.
— К тебе, — не стала скрывать своего намерения Китнисс. За прошедшее с момента её пробуждения от ужасного сна время ей удалось успокоиться, однако голос звучал напряжённо, и Китнисс могла поспорить, что Хеймитч заметил это.
— Это ещё зачем? — удивился он и замер на месте, не сводя с неё внимательного взгляда.
— Хочу кое-что обсудить, — Китнисс смотрела с ответной прямотой, надеясь, что их взаимопонимание сработает и сейчас.
— Ночью? — повторно усомнился Хеймитч, но в этом было больше стремления заполнить пространство звуком и, возможно, заставить Китнисс рассказать больше, чем реального недоумения.
Тем не менее дверь своей комнаты он открыл и жестом позволил Китнисс следовать за ним. Как только они оказались отрезаны от внешнего мира, она потребовала:
— Поклянись мне, что не умрёшь.
И, видимо, по-настоящему сумела обескуражить Хеймитча. В комнате горела всего одна лампа, создавая полумрак, который был отличным помощником в сокрытии эмоций, однако даже в неверном свете Китнисс разглядела оттенок удивления.
— Интересная просьба, — наконец изрёк Хеймитч.
— Это не просьба, — опровергла Китнисс, наблюдая, как растёт чужое непонимание. — Это моё условие. Я не хочу видеть, как ты умираешь.
— Откуда такие мысли, дорогая? Ты никогда не славилась склонностью к напрасной панике, — потихоньку удивление Хеймитча сменялось беспокойством, что означало то, что очень скоро он докопается до причин, побудивших Китнисс прийти к нему с таким заявлением.
При мысли о минувшем сне её снова бросило в дрожь, а по крови заструился липкий страх. Размышления о том, чего никогда не случалось, но что столь сильно напугало её, — новый вид боли, настигший Китнисс. Вздрогнув, она отогнала лишние эмоции — но тон голоса всё равно выдавал её:
— Мне снился кошмар. Ты там погиб.
— Как видишь, я жив, — после минутного молчания произнёс Хеймитч, — а стараниями местных врачей даже вполне здоров.
Китнисс отвела глаза в сторону. Как она могла объяснить ему, что в сотканной сновидением иллюзии одна пуля убила их обоих; как она могла передать все свои чувства? Ответа на эти вопросы у неё не было, поэтому ей оставалось только отмалчиваться.
— Ладно, я пойду, — неловко проговорила Китнисс, посчитав такой выход наиболее логичным и безболезненным.
— Китнисс, стой, — остановил её Хеймитч, коснувшись её руки, и Китнисс прокляла себя за то, что так легко поддалась. — Я обещаю без надобности не умирать, но тогда ты тоже обязана выжить.
— Хорошо, — кивнула она. Почему-то слово Хеймитча ощущалось как нечто нерушимое, и Китнисс была уверена, что на этот раз он его сдержит.
Порыв выразить свою благодарность быстрыми объятиями Китнисс даже не пыталась объяснить, предпочитая поскорее выбросить его из головы и выскользнуть за дверь.
***
Своё обещание Китнисс едва не нарушила в шахте Дистрикта-2, когда один из рабочих всадил в неё пулю. За жизнь ей стоило благодарить бронежилет, однако сама ситуация и огромный синяк с ушибом рёбер здорово всех напугали. И снова привели её в больничную палату, которая, по-видимому, уже давно превратилась в её персональную.
Рядом с ней сидела Прим, непривычно взрослая в медицинской униформе и сосредоточенно следящая за показаниями приборов и состоянием Китнисс. Её сестра была первой, кого она увидела с утра, и первой, кто отругал её за излишний героизм. Но конечно, намного больше Прим была рада, что с Китнисс всё в порядке.
— Ты теперь совсем как настоящий врач, утёнок, — с гордостью сказала Китнисс, глядя на деятельность своей младшей сестры.