Тилль хмыкает, а потом надолго умолкает. Я беру стакан со столика и делаю маленький глоток. Лед в моем стакане почти растаял, но даже разбавленный виски заставляет меня поморщиться. Алкоголик из меня никудышный. Тилль тяжело вздыхает, я смотрю на его благородный профиль на фоне серого окна. Сейчас он кажется мне невероятно красивым и я страстно хочу обнять его, уткнуться носом в небритую шею, вдохнуть теплый запах кожи. Но я лишь отпиваю еще виски и ставлю стакан на центр стола, да так неаккуратно, что чуть не роняю его. Тилль вздрагивает и смотрит на меня, а потом снова заговаривает:
— Розалинда иногда оставалась у меня, мы встречались около года и я даже подумывал съехаться с ней, но…— Тилль прерывает себя на полуслове, допивает виски и ставит пустой стакан на столик, рядом с моим и лишь потом заканчивает мысль. — Она не хотела сама, говорила что сестра обидится на нее, что за городом ей комфортно, а я не настаивал. И вот когда все это случилось, Рози оказалась больше чем за сто километров от меня, а я понятия не имел все ли с ней в порядке. Движение тогда еще не ограничивали, но на дороге творилось что-то невообразимое. Многие бежали. Машины забитые до отказа ехали прочь из Берлина, люди боялись и их можно было понять. В одночасье многие потеряли своих родных, тысячи невинных жизней, действительно достойных людей. И да, я отдаю себе отчет что виновна в этом была канцлер и потому ее убийство можно было предсказать. Она разозлила многих, особенно после того как опубликовали ту переписку.
— Она не просто разозлила, она пробудила дремавшее в нас зло, — говорю я задумчиво.
Стефан перешел к решительным действиям после смерти родителей. Если бы Филипп и Нина не погибли после вакцины, то он мог бы и не вступить в ту организацию, не стать соучастником убийства и последующих беспорядков. Хотя кого я обманываю, они готовили это давно и смерть родителей лишь ускорила процесс. Есть вещи которые нельзя изменить, как бы мы не хотели.
— Я выехал поздно вечером. Днем прошел сильный дождь и дорога была скользкая словно замерзший пруд. Пока я ехал, видел десятки аварий. Люди потеряли голову и не отдавали себе отчет в том, что они делают. А я был среди них. Гнал как безумный. Сам не пойму как умудрился тогда добраться до места и не разбить машину вдребезги.
Его рассказ напоминает мне мою недавнюю гонку по пустому шоссе на «Порше». А ведь если бы я тогда была чуть менее осторожной и потеряла управление, тогда не оказалась на той заправке и судьба Тилля была бы предрешена. Есть вещи, которые нельзя изменить, но иногда это — благо.
Краем глаза замечаю движение справа и поворачиваю голову. Тилль закинул ногу на ногу и чуть развернулся ко мне. Глаза уже привыкли к темноте и я могу различать не только его силуэт, но и даже видеть лицо.
— Ты не будешь против, если я закурю? — спрашивает он.
— Только если ты угостишь меня сигаретой, — отвечаю я и улыбаюсь ему.
Тилль поднимается и идет куда-то вглубь комнаты. Я отдала ему все запасы сигарет, что нашла в машине и он был рад этому. Дурные привычки в современном мире — роскошь, доступная избранным.
Он шуршит упаковкой, вынимает сигарету, прикуривает одну. Свет пламени зажигалки на мгновение освещают его лицо и я сразу же вспоминаю их старый тур, где он выходил на сцену в чудовищном красном боа, а через дырку в его щеке в его рот была помещена небольшая лампочка. Это выглядело жутковато. Сейчас он тоже выглядит зловеще, но с теперь я понимаю что если в этой комнате и есть чудовище, то это точно не Тилль.
Он протягивает мне зажжённую сигарету, раскуривает вторую и откидывается на высокую спинку. Я осторожно втягиваю горьковатый дым, стараясь не закашляться. Наверное начинать снова курить сейчас не лучшая идея, но с другой стороны — разве кто-то может осудить меня сейчас?
Тилль глубоко затягивается, выдыхает дым в потолок и продолжает рассказ:
— Я добрался до нее затемно. Понял что все плохо, когда свернул с шоссе и увидел всполохи пламени. Горели дома. Это было одно из первых нападений банды. Они похитили всех молодых женщин, а остальных просто пристрелили. Мужчины, дети, старики, они особенно не церемонились. Я после слышал что большинство полицейских перешло на сторону банд, продажные твари. Никогда не доверял полиции, туда идут служить одни болваны, — он резко замолкает и смотрит на меня.— Прости, я не хотел тебя обидеть.
— Ты знаешь, а я с тобой даже соглашусь, — усмехаюсь я. — Не все, конечно, но многие мои коллеги были кончеными придурками. День когда я ушла из полиции был лучшим днем моей жизни.
— А почему ты вообще решила служить в органах? — спрашивает он.
— Если тебе интересно, расскажу позже. Но, если в одном предложении, я хотела насолить своему отцу.