— Вижу, тебя это расстроило. Почему? — спросил Аслан, и Эдмунд поднял глаза. Ответ лежал на поверхности, но это было вполне в духе Аслана — заставить его произнести это вслух, чтобы позволить самому прийти к правильному выводу. Именно поэтому он сказал:
— Потому что я не хочу быть Белым Колдуном и нести зло.
— Но кто сказал, что тебе теперь обязательно стоит встать на сторону зла? — с лёгким удивлением поинтересовался Аслан.
— Но ведь…
— Ни одна сила не может определить личность её хозяина, — назидательно произнёс Аслан. — Да, ты и правда унаследовал магию, которой владела Белая Колдунья, но это не значит, что ты изберёшь её путь. Пока в твоём сердце живут преданность, дружба и любовь, его не скуёт лёд, а ты не станешь таким же, как Джадис.
— Правда? — Эдмунд недоверчиво посмотрел на Аслана.
— Разумеется. Ты контролируешь магию, а не она тебя, — покровительственно сказал Аслан. — Ты можешь никогда к ней не возвращаться, а можешь развивать её, учиться ею владеть и применять её ради добра и процветания тех, кого любишь. Это твой выбор.
— Ещё меня тревожит, что меня начнут бояться, — признался Эдмунд в своём главном опасении. Думать о том, что те, кого он любит, начнут сторониться его, когда обо всём узнают, было невыносимо, хотя до этого он сам не подпускал никого к себе.
— Ты ведь уже знаешь, что это не так, — ответил Аслан. — Тот, чьё отношение для тебя важнее всего, явно не боится тебя.
Эдмунд покраснел. Он всегда понимал, что Аслану прекрасно известно об их с Каспианом особых отношениях — в конце концов, речь о Хранителе Нарнии, — но они никогда об этом не разговаривали вот так вот прямо. Мысль о Каспиане, отозвавшись секундным приятным теплом, вскоре померкла, омрачившись ещё одним осознанием.
— Я просто хочу, чтобы в Нарнии меня запомнили не Белым Колдуном, а Эдмундом Справедливым, — тихо объяснил он. — Ведь после моего возвращения в Англию я уже не смогу объяснить им всё то, что сказал ты. Мне не хотелось бы, чтобы они…
— На этом вопросе я бы хотел остановиться, — прервал его Аслан, и его тон стал серьёзным; Эдмунд напрягся, не понимая, что сказал или сделал не так. — Дело в том, что я не могу вернуть тебя в твой мир.
— В смысле? — Эдмунд широко распахнул глаза. Слова Аслана звучали, как какой-то сюр, и ему даже показалось, что он ослышался.
— Проблема в твоей силе, — объяснил Аслан. — Магия… Дигори же рассказывал тебе, что было, когда на Землю проникла Джадис?
— Э-э, да, — несмело сказал Эдмунд; ему понадобилось несколько долгих секунд, чтобы вспомнить, что Дигори для Аслана — это профессор Кёрк. — Профессор говорил, что она чуть было не разрушила одну из улиц Лондона и навела много шума.
— Верно. И это наглядная демонстрация того, почему магию нельзя выпускать в твой мир, — вздохнул Аслан. — Конечно, я не думаю, что ты теперь захочешь поработить Землю, но скрывать свои силы будет не так-то просто, и это уже проблема. Ты боишься, что тебя не примут в Нарнии, где с древних времён процветает магия, а что уж говорить о мире, где люди давно позабыли о волшебстве? Именно поэтому я вынужден отказаться от своих слов, сказанных тебе после твоего последнего путешествия. Ты останешься в Нарнии, Эдмунд. Насовсем.
Эдмунд почувствовал, как его сердце отчаянно бьётся, готовясь выпрыгнуть из грудной клетки. Когда-то он запрещал себе думать даже о том, чтобы хоть на секундочку вернуться в Нарнию, а остаться тут навсегда и вовсе казалось ему запретной и безумной мечтой. Но Аслан говорил абсолютно серьёзно, и Эдмунд неверяще улыбнулся.
— Это правда? Я останусь здесь? — тупо переспросил он, не в силах осознать, что так оно и будет. Аслан величественно кивнул. — Но… получается, время в моём мире навсегда остановится?
— Нет, Эдмунд. Поскольку ты никогда не вернёшься, я буду вынужден запустить привычный ход времени, — покачал головой Аслан. — Жизнь там пойдёт своим чередом, только без тебя. Но я вижу, что это не станет для тебя наказанием — ты счастлив, я это ощущаю. Как и понимаю, почему. У тебя куда больше веских причин находиться в Нарнии, чем на Земле, иначе твоя обида не пробудила бы Джадис.