Наверное, это и есть формула успеха, Грааль, который доступен не каждому: полыхай пожаром своего любимого дела — и оно будет опалять тебя самым нежным огнем. Ненавидь свое дело — и оно оставит от тебя лишь дымящиеся черенки.
— Это все твоя забота, Элечка. Не все у вас такие же вдохновляющие, как ты.
Элина вздохнула. Хоть последние дни и не капали ей на темечко каплями ядовитого дождя, разъедая плоть до мяса, вдохновением она бы себя не назвала. Взгляд девушки, словно кузнечик, перескочил с яркого солнца на изумрудные блики мелких травинок. Вдохновение так близко: у нас под ногами, над нашей головой, в нашей душе, но все, что мы делаем с ним — это топчем, сбиваем острыми стрелами, убиваем успокоительными. Элина глянула на свои руки, чувствуя себя убийцей, видя на линиях судьбы кровь. Пассивное прожигание жизни равняется умышленному убийству в сговоре с совестью и разумом.
Грехи не прописаны ни в каких Библиях и Коранах, никакой дядька не давал нам листок с перечнем правонарушений. Злость клубится и вьется свет в душе по мановению нашей и только нашей руки.
— Стриженова, — голос Катерины автоматной очередью разорвал тишину эфира в ее голове.
Радио помехи жалобно застонали и заискрились. Судя по голосу начальницы, намечается война.
— Слушаю вас, — холодно отозвалась Элина, хотя в душе окурки скуренных от нервов сигарет жгли сухую почву ее бунтарства.
— Жду вас в ординаторской через минуту.
Слова Стрельцовой растворились, точно аромат жгучих духов. Пронеслись в воздухе за секунду и умерли, но успели вызвать аллергическую реакцию.
— Валентина Игоревна, поправляйтесь, — улыбнулась пациентке медсестра и сжала ее руку. — Я еще к вам зайду.
У ординаторской она была примерно через полторы минуты, еще десять секунд стаптывала балетки, чтобы сделать шаг вперед. Шаг вперед он всегда такой — трудный. Но если сам его не сделаешь, кто-нибудь обязательно толкнет, и тогда будет больно. Лучше уж самой.
— Заходи, — небрежно крикнула Катерина, будто велела лакею отворить дверь перед Ее величеством.
— У меня нет времени, Катя, на разговоры. У меня там пациенты…
— Эля, — зашипела Стрельцова, точно змея, вырвавшаяся из-под маски нюд мейк-апа и стиля кэжул. — Все твои пациенты — только моя прихоть. Я бросила тебе эти объедки со своего стола, но я могу и вернуть свою щедрость обратно.
— Не смей. Ты все знаешь не хуже меня. Это все мое! Было бы мое…