— Мадаленна! Иди сюда, что ты там копаешься? — послышался дребезжащий фальцет Бабушки, и Мадаленна спрятала письмо под вазу с камелиями — туда Бабушка никогда не заглядывала.
— Я уже иду, бабушка.
Утром гостиная всегда была освещена мягким светом, особенно когда косые лучи солнца падали через витражные окна на ковер. Эту комнату обставил дедушка еще тридцать лет назад, и с тех пор ничего не менялось — на этом настоял Эдвард, и Хильда, к счастью, не могла даже переклеить обои. По ее мнению комната была ужасно бедной, даже нищей, ей не хватало цвета, персиковые обои казались ей выцветшими, да и бронзы почти не было — только на каминной полке спрятался небольшой подсвечник, но Мадаленна эту комнату обожала.
Свободная, воздушная, она вся напоминала об Эдмунде Стоунбруке, и каждый раз, когда она заходила сюда, ей казалось, она попадает в объятия своего дедушки. В комнате и правда было немного мебели — только большой восточный диван, круглый лакированный стол и блестящий рояль, который был расстроен, но Мадаленна все равно на нем порывалась сыграть каждый раз, когда Хильда уезжала из дома на медленную прогулку. В этой комнате редко бывали гости, Бабушка всегда приглашала всех в темную столовую, и потому когда Мадаленна увидела, как Джон спокойно сел на диван, что-то ревностное защемило у нее в сердце. Только папа и дедушка могли сидеть на нем, мелькнула быстрая мысль, но она только тряхнула головой и предложила Джону кофе.
— Нет, что ты, не надо, посиди. — вскочил с дивана Джон и чуть ли не взял ее за руку.
— Это нисколько меня не затруднит, я просто попрошу Фарбера.
— Конечно, это нисколько не затруднит Мадаленну, — поддакнула Хильда и усадила Джона обратно на диван. — Какое кофе ты предпочитаешь, Джон?
— Обычное, черное.
— Сахар, сливки? — ровно спросила Мадаленна, просматривая очередной рекламный проспект. — Советую добавить сливки, они совсем свежие.
— Да, да, конечно, по твоему усмотрению. — торопливо ответил Джон и внезапно взял руку Мадаленны в свою. — Мадаленна, у меня небольшая новость.
— О, да, — улыбнулась Аньеза, незаметно делая Мадаленне знак, чтобы и та слегка улыбнулась. — Очень интересная новость. Ты знала, что Джон состоит в одном из конных клубов Лондона?
— Нет, не знала. — Мадаленна старалась казаться невозмутимой; на момент ей показалось, что Джон встанет на колено и предложит ей стать его женой, и от этого ей захотелось убежать вслед за маленьким Джорджи. — И как успехи, Джон?
— Если ты его не будешь перебивать, то он все тебе расскажет. — проворчала Бабушка и улыбнулась Джону. — Не обращай внимания на ее бесцеремонность, она сегодня встала не с той ноги.
— Мадаленна, — Джон словно и не слышал слов Хильды. — Я состою в конном клубе от университета, и в субботу устраиваются скачки. Я подумал, может быть ты сможешь пойти со мной? Там будет лучшая публика — певцы, актеры, говорят, даже Майкл Редгрейв будет, да и потом, я думаю, что из твоего Гринвичского университета тоже кто-то обязательно приедет! Так что, — он нерешительно посмотрел на нее и слегка сжал ее руку. — Ты согласна?
— Джон, спасибо большое за приглашение, я очень благодарна тебе, но боюсь, что я не смогу.
— Чепуха, — фыркнула Бабушка. — Не слушай ее, Джон, конечно, она сможет!
— Мадаленна, почему нет? — он снова прослушал слова Хильды и только смотрел на нее очень внимательно. — Ты же ни разу не была на скачках, ты же не знаешь, как там весело!
— Зато ты знаешь, Джон, как я отношусь к лошадям. — твердо сказала Мадаленна и легко пожала его руку. — Я знаю, как их мучают, как их загоняют и как их убивают, если они повредят себе ногу. Это ужасно, и я не могу на это смотреть. Прости, Джон.
— О, Небеса! — воскликнула Хильда. — Перестань нести чушь, Мэдди, ты пойдешь!