А его слова — холодными, как зимний воздух Трета.
Нир шёл по казарме, броня всё ещё скрипела, словно напоминала ему о каждом шаге, который он сделал не так.
Он не спешил.
Знал, что никто его не ждёт.
Только арсенал, где принимали трофеи.
Механик сидел на своём месте, как всегда — за столом, покрытым масляными пятнами и следами пальцев.
Нир положил перед ним свёрток.
Развернул его — клыки.
Острые. Кривые. Следы смерти, которую он видел вблизи.
Механик кивнул.
— Возьму.
Никаких цен.
Никакого учёта.
Просто обмен: кровь на возможность вернуться живым в следующий раз.
После этого Нир прошёл к прилавку.
Там лежали мечи.
Старые. Потёртые.
Некоторые — почти новые.
Он искал что-то простое.
Что ляжет в руку лучше, чем его «обломок».
Что не треснет при первом же ударе.
Что хоть немного будет своим.
Но ничего подходящего не было.
Всё либо слишком тяжёлое.
Либо слишком новое — для тех, кто уже заслужил право носить его.
Не для таких, как он.
Он вздохнул.
Вытащил свой меч.
И положил на стол.
— Почини, — сказал он.
— Что?
— Просто сделай так, чтобы он не сломался в следующий раз.
Механик посмотрел на него.
Потом на клинок.
На трещину у гарды.
На потёртости, которые нельзя смыть.
— Это не ремонт, — сказал он. — Это… благословение железа.
Но взял меч.
И сказал:
— Через день заберёшь.
Нир вышел из арсенала без оружия.
С пустыми руками.
С мыслью, что он был бесполезен.
Но не стал меньше нужен.
Он шёл обратно через двор, мимо людей, которые работали, не поднимая глаз.
И понимал одно:
Он ещё не герой.
Но он больше не просто рекрут.
И завтра — может быть другое задание.
Другой шанс.
Другой меч.
А может быть — и другой культист.
Или новый командир.
Или новое понимание того, что значит **не быть мёртвым.**
Он остановился у своей комнаты.
Посмотрел на свои руки.
Почти чистые.
Почти готовые.
И решил:
Он будет продолжать.
Даже если сегодня он был мешающим.
Даже если завтра его снова пошлют красить стену.
Он будет продолжать.
Пока не станет тем, кем должен быть.
Нир проснулся от холода.
Не от воздуха, а от мысли, что день начнётся не так, как он думал.
Он вышел из казармы в тенистое утро, когда солнце ещё не решило, светить ему или остаться за облаками.
Ему бросили вилку— большую, ржавую, будто её только что вытащили из старого пашни.
— Чисть дракона, — сказал старшина, даже не глядя на него.
— Что?
— Ты слышал.
— Какого дракона?
Старшина указал в сторону высокого здания за стеной Трета.
Большое. Старое. С воротами, что вели не в небо, а в воспоминания о чём-то древнем.
Он шёл долго.
Ворота скрипели, когда их открыли.
Изнутри доносилось дыхание.
Глубокое. Медленное.
Как будто кто-то спал, но всё равно был опасен.
Комната внутри была огромной.
Стены покрыты копотью и следами когтей.
А посреди — он.
Дракон.
Серая чешуя, как старый камень.
Крылья вместо передних лап.
Голова чуть приподнята.
Глаза — закрыты.
Нир остановился.
Сжал вилку так, что костяшки побелели.
Это было глупо. Это было безумно.
Но он понимал одно: если не начнёт сейчас — начнут его.
Он подошёл ближе.
Чешуйки блестели мелкой грязью.
Запах был странный — смесь металла, пота и чего-то животного.
Он занёс вилку.
Провёл по чешуе.
Дракон вздохнул.
Открыл глаз.
Тихий. Не сердитый. Просто… смотрящий.
Как будто видел уже тысячу таких, как Нир.
Мальчишек, которых посылали чистить то, что они не понимают.