Алевтия только покачала головой и сказала, подумав:
— Можно мне сигарету?
Прежде чем он успел ответить, прозвенел телефон.
Алевтия удивлённо глядела, как Гарнер метнулся к трубке.
— Да!
— Мистер Гарнер? Это Терри. Ну, её машина здесь... но, клянусь, Констанс в молле нет. И все магазинчики закрыты...
Эфрам сидел за столом и делал очередную запись в дневнике. Старомодный круглый стол был единственным предметом мебели в комнате, не считая кресла La-Z-Boy[5] рядом с CD-проигрывателем. Он слушал Франца Шуберта.
Эфрам решил заняться дневником, чтобы как-то успокоиться после неприятной возни с трупом Меган.
18 июля 199...
...обнаружил, что кончики пальцев довольно легко отсечь кусачками. Я побросал ошмётки с пирса — пускай крабы их сожрут. Ха-ха. От проволочных кусачек избавился тем же методом.
С телом у меня начались проблемы. Нельзя доверять труп морю... Я планировал подложить его под поезд, но потребовалось бы тщательно всё просчитать, чтоб меня не засекли железнодорожные обходчики. Благодарение Духу, всё прошло удачно. Поезд протащил труп на нужное расстояние, лицом вниз, изуродовав его и многие другие приметы, а заодно и предоставив убедительное объяснение смерти, если патологоанатом вдруг не вздумает покопаться глубже.
Когда верёвка оборвалась, труп сорвался. Верёвки я забрал: подумают, что какая-то наркоманка бродила по рельсам и попала под поезд. Конечно, я позаботился выжечь волосы на теле. Было бы неплохо вообще его сжечь, но мне потребуется сперва отыскать богатенькую жертву, а потом, перекачав её средства на свой счёт, заняться поисками достаточно большой печки... Избавившись от Двадцать Шестой, я выследил Двадцать Седьмую, хе-хе, по запаху, рядом с этими жуткими аркадами в торговом центре на южном берегу Залива...
Гарнер даже обмяк от облегчения, когда появилась Констанс. Он заметил, как она бредёт по тротуару. Но, пока девушка не ввалилась на кухню, ему не бросились в глаза её странная пьяная походка. Во всяком случае, он её сперва не осознал. Затем несоответствия начали накапливаться.
— Где твоё ожерелье?
Она никогда не расставалась с аляповатеньким ожерельицем, с которого свисали буквы, составлявшие её имя.
— М-м?
Она поглядела на него, словно сквозь туман.
— М-м... да не знаю.
Равнодушно. Обычно она бы носилась, как угорелая кошка, разыскивая его.
Она выглядела уставшей. От неё не пахло крэком или алкоголем, но... все остальные признаки налицо. Едва на ногах стоит, в глаза не глядит, держится особняком, равнодушна к тому, что для неё должно быть важно.
Как могло это произойти так быстро? Не за один вечер же!
— Что с тобой, милая? — ласково спросил он. — Лака нанюхалась, что ли?
— Ты о чём?
Голос у неё был сонный, монотонный. Обычно она бы ответила: Ну да, пап, кто бы сомневался!
— Констанс, где машина? Я её не вижу там, снаружи.
— Машина? — Она моргнула, потом ещё раз. — О Господи, я её оставила на стоянке. Прости. — Она равнодушно улыбнулась. — Везёт там, где не ждёшь, разве не так ты любишь говорить, пап?
— А... да.