Уже можно было снять маски, но Леонид сказал мне, что не стоит этого делать. Так как задохнешься от ледяного самого пробирающего до самых легких обжигающего ветра.
Он, шел, впереди опираясь и пробуя маршрут своим ледорубом, а я плелась, как послушная влюбленная овечка за любимым моим Леней Волковым на привязи.
Мы включили свои налобные два фонарика, но света в такой пурге было мало. Просто это позволяло, хотя бы видеть друг друга на расстоянии десяти метров и не теряться, сбиваясь со своего пути.
Я старалась не наступить на свисающий до самого фирнового замерзшего и взявшегося льдом снега наш десятиметровый двойной спасательный страховочный фал. И не перерезать его своими острыми на ногах и альпинистких ботинках ледовыми кошками.
- Чертова ведьма! – он ругался, а я слышала, когда нагоняла его со спины и, следуя практически иногда почти вплотную к любимому Лене – Она не хочет выпускать нас отсюда! Это ее ловушка! Ведьма проклятая!
- Кто она, Леня?! Та женщина в золоте и белой одежде с черными глазами! -- Я видела ее! Видела, как и ты тоже!- кричала ему в спину, но он, словно не слышал меня и продолжал свое.
- Я нужен тебе, я! Отпусти ее, она не виновата ни в чем! Это моя вина! Только моя! – он твердил, как сумасшедший во весь свой громкий голос. И это слышно все было даже в бурю из-под его кислородной маски.
***
И тут случилось это.
Мы оба сорвались со склона.
Вероятно, Леня попал ногой в глубокую рытвину или полость на твердом заледенелом снежном фирне и потерял свое равновесие.
Если бы были лыжные палки, возможно, он бы не оступился так. По крайней мере, не упасть с самих ног.
Я только теперь поняла, почему он, Леонид так сожалел о том, что те самые лыжные палки они тогда в горы не взяли. Это было роковой ошибкой.
И мы оба упали. Сначала Леня, потом я.
Все произошло мгновенно и так быстро, что я не успела даже отреагировать на это, хотя все происходило перед моими глазами. От ледяного холода, мы были просто сильно заторможенными. Шли, как могли, еле переставляя свои ноги и закрываясь от ураганного сильного ветра.
Первым упал Леонид. Он покатился вниз по снежнику и потащил меня за собой к самому отвесному скальному обрыву. Он полетел в саму пропасть с плеча Абруции на Южную сторону Кату. А я, подлетев к краю обрыва, сумела воткнуть свой ледоруб в снег и повисла под натяжкой двойной нейлоновой альпинистской веревки, которая придавила меня к скалам и льду, не давая даже пошевелиться. Помню, как звонко загремели мои на широком поясе и подтяжках все карабины. Все это так натянулось, что тащило вниз под весом взрослого висящего на длинной веревке достаточно тяжелого мужчины. И только мои женские руки судорожно и намертво от ужаса вцепившиеся в воткнутый в снег ледоруб, не давали нам обоим упасть вниз в практически бездонную под нами глубокую пропасть.
Я еще смогла упереться ногами в сам край обрыва, зацепившись острыми кошками за нависающий над обрывом ледовый большой козырек. Но теперь не могла даже пошевелиться. Боясь оборваться, моля Бога и думая о родных и близких. Перед глазами стояла моя мама и отец. Они были там, в далекой за океаном Америке, а я была здесь в ледяных горах Каракорума на краю своей жуткой гибели.
Я больно ударила, помню свою левую руку в теплой шерстяной обшитой плотной кожей рукавице об острые торчащие скальные черные камни. И чуть не взвыла от жуткой боли. Я думала, сломала себе пальцы, на левой руке, но видимо обошлось. Просто сильный ушиб. А правая просто продернутая в петлю ледоруба сама по себе в той петле застряла и держала нас обоих над почти трехкилометровой внизу пропастью.