Каждый год в жертву Гхатанотхоа приносились двенадцать юных воинов и двенадцать девушек. Их тела возлагались на пылающие алтари в мраморном храме, построенном внизу, у подножия горы, ибо никто не смел взобраться на базальтовые утесы Йаддитх-Гхо и тем более приблизиться к циклопической твердыне, возведенной на их вершине еще до появления на Земле человека. Власть жрецов Гхатанотхоа была безграничной, так как только они могли защитить К’наа и всю страну Му от Великого Бога, в любое время могущего выйти из тайного убежища наружу и обратить всех в камень.
Сто жрецов Темного Бога находились под эгидой Имаш-Мо, Верховного Жреца, который на празднестве Натх всегда шел впереди царя Тхабона и гордо стоял, выпрямившись во весь рост, перед часовней Дхорик, в то время как царь смиренно преклонял перед ней колена. Каждый жрец обладал мраморным жилищем, сундуком золота, двумя сотнями рабов и сотней наложниц, не говоря уж о его независимости от гражданского закона и о власти даровать жизнь или покарать смертью любого жителя К’наа за исключением царских жрецов. Но как ни велика была власть жрецов, в стране всегда царил страх — как бы Гхатанотхоа не выскользнул из мрачных глубин и не спустился бы вниз, пылая злобой, чтобы принести человечеству ужас и окаменение. В последние годы жрецы запретили людям даже помышлять о Темном Боге или воображать себе ужасный его облик.
То был Год Красной Луны (по расчетам фон Юнцта в 173, 148 году до Рождества Христова), когда впервые человеческое существо осмелилось высказать неповиновение Гхатанотхоа и восстать против чудовищной его угрозы. Этим отважным еретиком был Т’йог, Верховный Жрец Шуб-Ниггурата и хранитель медного храма Всемогущего Козла с Легионом Младых Отпрысков. Он долго размышлял о власти различных богов, ему были посланы свыше странные сны и откровения, связанные с жизнью этого и более ранних миров. В конце он обрел уверенность, что добрых богов можно настроить против злых, и поверил, что Шуб-Ниггурат, Нуг и Йэб, так же как Йиг и Бог-Змей, в борьбе против тирании и надменности Гхатанотхоа примут сторону людей.
По внушению Матери Богини Т’йог вписал в Наакаль — иератический текст своего жреческого ордена — небывалое прежде заклинание, способное, как ему казалось, предотвратить опасность окаменения, исходящую от Темного Бога. Под его прикрытием, полагал он, отважившийся на подвиг человек сумеет подняться на базальтовые утесы и — первым из всех людей — войти в циклопическую цитадель, под которой таится Гхатанотхоа. Т’йог был уверен, что став лицом к лицу с ужасным богом, при поддержке могучего Шуб-Ниггурата и его сыновей, он сможет вынудить его к соглашению и навсегда освободит человечество от затаившейся в бездне угрозы. Благодарные люди будут готовы воздать своему освободителю все почести, которые только он сам установит для себя. К нему перейдут все привилегии жрецов Гхатанотхоа, и заведомо станут достижимыми для него даже царский сан, а, может быть, и ореол нового божества.
Свое охранительное заклятие Т’йог начертал на свитке, сделанном из пленки «птхагон» (по фон Юнцту внутренней плены давно вымершей ящерицы йакитх), и заключил его в орнаментированный цилиндр из металла «лагх», принесенного Старыми Богами с планеты Йугготх. Магическая эта формула даже имела силу вернуть окаменевшим жертвам первоначальный их облик. Жрец-еретик решился наконец, спрятав цилиндр под мантией, вторгнуться в крепость из циклопического камня с очертаниями, словно йсходящими из чужеродной геометрии, и сойтись лицом к лицу с монстром в его же логовище. Что за этим последует, он не знал вполне, но надежда стать спасителем человечества вселяла в него могучую волю.
Не учел он одного — зависти и корысти избалованных почестями жрецов Гхатанотхоа. Едва услышав о намерении Т’йога, они, испугавшиеся утраты своего престижа и привилегий, подняли неистовую шумиху против так называемого святотатства, крича повсюду, что ни один человек не сумеет возобладать над Гхатанотхоа, что любая попытка восстать против него лишь навлечет на человечество яростное его нападение и что никакое заклятие и никакое жреческое искусство не спасут от его гнева. Этими воплями они надеялись повернуть мнение народа против жреца-еретика, но так сильно было стремление людей освободиться от ужасного тирана и так доверяли они магическому искусству и рвению Т’йога, что все протесты жрецов ни к чему не привели. Даже царь Тхабон — обычно всего лишь марионетка в руках жрецов — отказался запретить Т’йогу смелое его паломничество.
И тогда жрецы втайне совершили то, чего не сумели сделать открыто. Однажды ночью Имаш-Мо, Верховный Жрец, тайком проник в комнату Т’йога при храме и выкрал из его спальных одежд цилиндр с заветным свитком, подменив его другим, очень схожим с ним, но не имеющим магической его силы. Когда фальшивый талисман скользнул обратно в покровы спящего еретика, не было конца ликованию Имаш-Мо, ибо он был уверен, что подмена не будет замечена. Считая себя огражденным истинным заклятием, Т’йог взойдет на запретную гору и вступит в Обитель Зла — и тогда все прочее довершит сам Гхатанотхоа, огражденный от всех чар.