Еркин попросил Арслана скакать, что было сил.
— О прекрасный Арслан, знаю, что не исполнил обещания. Как только достигну Карши, буду вести переписку с Амирой. Она должна пролить свет на тайну смерти эфенди.
— Вижу, маленький человек, что ты ничего не смог узнать. Буду терпеть. У меня предчувствие, что мы раскроем, кто убил моего господина. И произойдет это неожиданно.
Ирфан лежал на волчьей шкуре, смотря на высокое ясное небо. Манул спал на мягкой траве, а ослик мирно пасся рядом.
— Что, тюре[1], — поинтересовался у Еркина дервиш, лежа на земле и позевывая, — успешна была твоя поездка?
— Собирайтесь, пожалуйста, мы едем в Карши, — сухо ответил ему мальчик.
Дервиш медленно и с неохотой поднялся и сел на осла. И они поскакали обратно в Шахрисябз.
После ночевки в родном городе Тамерлана Еркин и дервиш отправились в Карши. Путь их был долгим. Прошло несколько дней. Очертаний гор больше не было видно. Они ехали по равнине, частями пустынной, частями с перемежающимися полями и садами, орошаемыми полноводной рекой Кашкадарьей. Рядом с возделанной землей изредка встречались селения. В них Еркин покупал провизию для дальнейшего путешествия.
— Ирфан, как вы, дервиши, путешествуете без денег? — спросил Еркин.
— Нет ничего проще, — ответил Ирфан. — Летом и осенью питаюсь плодами деревьев и ягодами. У меня всегда в запасе несколько лепешек, которыми меня угощают добрые жители селений и городов. А воду набираю в реках, ручьях и арыках. Человеку немного нужно. А те, кто копят и окружают себя богатством и роскошью, полны иллюзий. Жизненный путь так короток — не успеешь оглянуться, как придет разрушительница всего живого и позовет в другое путешествие: в мир иной, куда не возьмешь ни богатство, нажитое при жизни, ни славу, ни высокий чин. Посмотри на животных и птиц. Природа не оставляет их без пропитания. У них есть свобода, о которой человек может только мечтать. Но не сам ли человек загнал себя в сети? Не он ли создал власть чиновников и сарбазов и придумал деньги, которые вместо того, чтобы освобождать, еще больше закабаляют.
Еркин внимательно слушал дервиша. А потом сказал:
— Мне кажется, что человек теряет свободу, когда выбирает оседлую жизнь. Мы, кочевники, всегда чувствовали себя свободными. Мы не привязаны к определенному месту, к земле. Так что никакие чиновники и сарбазы эмира не смогут нам ничего навязать.
— Может и так… Хотя, думаю, чиновники доберутся и до степи. Они такие ненасытные — их власть распространяется всё дальше и дальше. Даже бескрайние просторы суровых степей не ускользнут от их алчных глаз.
Они беседовали, сидя у реки, отражающей в своей воде последние лучи заходящего солнца. Сухой тростник тихо покачивался на ветру, а высоко в небе журавли летели на юг.
С наступающими сумерками стало холодно. Разожгли костер. Еркин подогрел в котелке чай, бросив баранье сало, чтобы напиток стал питательным. Когда-то он сидел так у родной юрты, слушая при закате рассказы аксакалов о былых временах, о храбрых батырах, о дереве жизни и о вещей птице Самрук[2].
Нашим путникам не всегда приходилось ночевать под открытым небом. Иногда гостеприимные жители кишлаков приглашали их переночевать в свои дома. Однажды их приютили в маленьком кишлаке, в котором проходила свадьба. Каких только угощений наши путники не перепробовали! Их накормили душистым пловом с бараниной, приправленным изюмом и слегка политым терпким гранатовым соком. Они вкусили богатую шурпу[3], заправленную катыком[4]. На праздничном дастархане[5] были и всевозможные пирожки, как мясные, так и постные, свежие дыни, арбузы и сушеные фрукты. Изюм из самых разных сортов винограда, урюк и вяленные на солнце дыни. Угощали и сладким миндалем, и жаренными фисташками. А к чаю подавали тающие во рту баурсаки[6] и медовую катламу[7]. После того как Еркин исполнил несколько песен на домбре, а манул станцевал под его аккомпанемент, добрые жители селения дали нашим путникам с собой в дорогу пирожков с бараниной, а манулу несколько пиал изюма.
Еркин находил особое удовольствие, когда им приходилось ночевать на природе, особенно если видел над собой огромное ночное небо, полное звезд. Именно тогда мальчик вспоминал свой аул, и к нему приходило то чувство свободы, умиротворенности и гармонии с самим собой и природой, которым была наполнена его душа на родине.
Одним ярким солнечным утром, проснувшись рядом с бахчей, наши путешественники увидели работающего крестьянина. Заметив их, он подошел и спросил: