Минут двадцать мы шли, смотрю – сникает Настенька, поняла ошибку. Оглянулась на меня растерянно, а впереди, меж сосен, вода до горизонта.
- Давай дойдём, посмотрим, - говорю. - Красиво там.
Кивнула, улыбнулась робко. Поднялись мы с ней на скалу, а вид – красота… И струя воды такая чистая показалась, как раз нам для дела нужная.
- Ты видишь?! Видишь?! - Настя мне на воду показывает.
- Бери её, - отвечаю, - за ней шли.
Кивнула она, забрала чистое в ладанку. А солнце всё ниже, возвращаться по скалам, да и до лагеря ещё от развилки минут двадцать.
- Пойдём обратно, - говорю, - пока не стемнело.
Развернулась она, снова впереди меня пошла. Да и встала вдруг посреди тропы, отвернулась к камням.
- Что случилось? – спрашиваю. Испугался даже: ушиблась, по скалам прыгая, или потеряла что?
- Извини, - отвечает так тихо, - что я дура.
Стою, опешил, совсем понять ничего не могу.
- В смысле? – переспрашиваю.
А она вздохнула так, на камни смотрит.
- Что я нас не на ту тропу завела…
Тьфу ты, я уж думал, серьёзное что… А самому на душе тепло: какая бы другая стала так извиняться?
- Не переживай, - отвечаю, - это лешак нас кружит. Только сам себя обманул: хотел нас вглубь завести, а сам на чистую воду вывел. Пойдём, пока не стемнело. А лешака слушать не будем больше. За мной иди, я выведу. Мне пути и тропы открыты.
Она оглянулась, заулыбалась робко, прошла два шага и снова так тихо, чтобы слёзы в голосе не выдать:
- Спасибо тебе…
- За что? – удивился совсем.
- Что понимаешь и на меня не сердишься.
И пошла себе. А я стою, и аж в глазах защипало от обиды: сколько же она перетерпела незаслуженного, что простое понимание душу рвёт?! Что ж люди за звери такие, совсем друг друга понимать и слышать разучились…
Ладно, спустились со скал, а лешак тут как тут:
- Как вам ягодки, угодил ли? Не желаете ли ещё?
Посмотрел я на Настю вздрогнувшую, и взъярило меня.
- Ах ты, пень трухлявый, деревяшка гнилая! Решил над нами шутки шутить?! Не понял, бес, с кем дело имеешь! Так я мигом объясню! В доску тебя сортирную, половую с дыркой, пень неотесанный! И сидеть там, пока не поумнеешь!
Колданул я, лешака мигом по назначению впечатало - и пикнуть не успел, а Настя только ахнула и руками всплеснула: результат ей тоже виден.
- За что ты его? – спрашивает.
- За хамство и глупость, - отвечаю. – Я его предупреждал, и ты тоже. Его позвали дело делать, а он гадить начал. Вот пусть и сидит, где заслужил. Не понимает по-хорошему, пусть дерьмо огребает.
Пошли мы дальше, я иду, тропу нужную вижу ясно – путать некому больше, а встал на развилке: нехорошим потянуло да поманило. Тревожное, опасное. Кровью пахнет. И Настя моя встала рядом, хмурится. Переглянулись мы с ней.
- Пойдём, посмотрим, - говорю. – Не нравится мне там. Близко от лагеря слишком.
Кивнула она, и пошли мы. Недалеко оказалось, метров десять от тропки нашей. Ложбинка на взгорке, а в ней холмик могильный и сосна сухая, тонкая рядом, вместо креста.