Сквозь каменные балясины парапета открывался прекрасный вид на парк. Пока мы спорили, взошла луна — не знаю, как называется местное ночное светило, но она была круглая, желтая и очень походила на свой земной аналог.
Парк в лунном свете выглядел романтично и загадочно, где-то внизу тихо журчали фонтаны.
В ветвях апельсиновых деревьев пели соловьи.
Тёплый ласковый ветерок нёс пьянящий запах жасмина…
Патриция села рядом со мной. А потом — я этого не ожидал — ласково взяла за руку.
— Прости меня, Пат, — виновато сказал я. — Я честно буду думать, что говорю. Просто… просто я всё время забываю, что это Ад.
— Ты же понимаешь, что это — всего лишь название континента, — осторожно заметила девчонка и отпустила мою руку. — На Ацилуте их два: Ад и Рай.
Я закашлялся.
Господи, как всё просто… И почему я САМ об этом не додумался? Или не озаботился тем, чтобы УЗНАТЬ, куда отправляюсь?..
Патриция постучала меня по спине.
— В горле пересохло, — прохрипел я, размотал чёр… паршивый платок с шеи и принялся им обмахиваться.
— Мефистофель, распорядись, чтобы нам прислали столик с закусками и напитками, — попросила Патриция.
Через минуту на веранду выплыл безликий голем. Он левитировал тележку, уставленную снедью и напитками.
Первым делом я ухватил бутылку с симпатичным цветочком на этикетке. Я что хочу сказать: мне и ПРАВДА было необходимо выпить. А из всего предложенного только жидкость в этой бутылке пахла, как надо.
Рассудив, что Патриция не обидится — она отвлеклась на очень важное занятие: теребила подол платья, — я плеснул в пустой бокал и хлопнул одним махом.
По горлу словно прокатился ледяной шар. Упав в желудок, он взорвался огненным фейерверком и осел кислотным озерцом.
Я вдруг осознал, что желудок мне, в принципе, больше не нужен.
Всё равно от него остались одни дырочки…
— Ты злишься, потому что Денница тебе отказал, — заявила Патриция. Я хотел возразить, но только хватал ртом воздух и пучил глаза, как окунь на сковородке. — Ты решил, что как только надавишь на него немножко, Денница тут же заплачет, раскается и пообещает вести себя хорошо, — на меня она не смотрела. — Но ему не в чём раскаиваться, Макс. Он выполнил договор. Сделал РОВНО то, что просила Зебрина: превратил её в дракона. Денница чист. Ни один Аннунак не признает его виновным.
Я всё ещё беззвучно раззевал рот.
Однажды у меня разболелся зуб мудрости, и пришлось вкатить наркоз, чтобы его выдрать.
Тогда я ТОЖЕ ничего не чувствовал — ни щеки, ни языка, ни зубов… Так вот: СЕЙЧАС наркоз распространился на всё тело, до самых пяток.
Моё сознание всё ещё функционировало, но его словно бы вырезали из тела холодным скальпелем и вывесили на просушку.
Я чувствовал, как сквозь меня сочится бледный лунный свет…
— Макс?.. — Патриция наконец-то повернулась ко мне. — Почему ты молчишь? Минуту назад орал, как больной дракон, а теперь… Да что с тобой, Макс?.. — в голосе её прорезалась неподдельная тревога.
— Полагаю, госпожа, что господин Макс по незнанию хлебнул не из той бутылки, — слышать я всё ещё мог. Но на этом — всё.
Патриция бросила взгляд на столик, и схватила одну из бутылок — ту самую, из которой я пил.
— Кто её принёс? — голос её звучал уже не тревожно. В нём прорезались нотки паники. — Почему настойка из чёрного лотоса оказалась среди наших напитков?
— Полагаю, её поместил туда один из гостей, — откликнулся Мефистофель. — Он поставил её на столик перед тем, как голем вышел на террасу.
— Но… Кто это мог сделать? — Патриция даже растерялась.
Я знал ответ: Денница. Только он мог учудить такую гадость.
Патриция повернулась ко мне.