*
Заступив на смену в шесть вечера Марков почти не удивился, услышав инструкции, что Огарёва ожидает расстрел «при попытке к бегству». В эту ночь или в следующую, ещё не решили. Он с сомнением посмотрел на небольшую колбу с кровью, думая, стоит ли продлевать мучения мальчишке… Но решительно вылил тёмно-бордовую жидкость в металлическую кружку с водой. Не ему распоряжаться этим подарком рыжеволосой красавицы. Может, хоть немного полегче станет.
Еду заключённым заносили по двое, но в этом случае никто не соблюдал регламент – в избитом, окровавленном куске мяса уже с трудом можно было узнать такого красивого раньше парня. Волосы ему выдрали клоками, ещё в первый день. После того, что с ним делали потом, он с трудом мог поднимать дрожащие руки с сожжёнными почти до костей запястьями. Максим думал, что поить его придётся в бессознательном состоянии, но как только он вошёл в камеру, парень дёрнулся всем телом, жалобно всхлипнув, и резко вскинул голову, впервые посмотрев ему прямо в глаза. Под этим прямым взглядом тусклых от боли серо-голубых глаз Максим молча присел, сглотнув тугой комок в горле, и передал ему кружку. Еду ему не давали уже два дня, а воду приносили, чтобы не умер раньше срока.
Он забился в угол, неверяще покачал головой, а большие глаза наполнились слезами.
- Нет… – хрипло прошептал он. – Я же ничего не сказал. Откуда… – Он с отчаянием смотрел на протянутую кружку, а Максим осознал, что он впервые на его памяти вообще с кем-то здесь разговаривает.
- Все нормально, – одними губами сказал Марков, протягивая ему кружку. – Это подарок… из города. Сказали, тебе поможет.
Огарёв трясущимися руками взял кружку и залпом выпил всё, жадно облизав стенки кружки. Максим молча поднялся и пошёл на выход, заставив себя отвернуться от этих глаз, в которых было столько всего. Больше, чем он хотел видеть в кошмарах, когда поступит приказ расстрелять его. От того, что сам он намеревался старательно промахиваться, легче не становилось. Целый взвод не промахнётся.
*
Первое правило в армии – приказы должны исполняться, чётко и без вопросов. Если вчера ты красил траву в зелёный цвет, а сегодня тебе говорят красить её в синий – ты берёшь под козырёк новый приказ и идёшь красить траву в синий цвет. Если завтра поступает новый приказ перекрасить её обратно в зелёный – идёшь и красишь в зелёный. Всё просто. Никаких лишних вопросов, предложений и размышлений – начальству там виднее, что надо делать.
С переходом на контракт и на серьёзные операции ставки ощутимо подросли: одно дело, когда ты тупишь и споришь с приказом красить траву, другое дело – приказ в боевой обстановке. Молча затыкаешь все свои морально-этические вопросы и идёшь стрелять в кого сказали. Ну, или грамотно промахиваешься, незаметно и некритично. Или под трибунал.
С переводом в ГРУ Маркову мягко намекнули, что на всякий случай, даже трибунала можно не бояться. Никто и никогда не видел, чтобы нарушали приказы в этой структуре. Точка. Он только молча проглотил явно висящую в воздухе недосказанность про то, что случается с теми, кто нарушал и кто видел – не мальчик уже был, многое понимал.
Но общим во всех этих военизированных структурах было одно: если сегодня тебе дают один приказ, а завтра – противоречащий ему, то ты молча забываешь вчерашний приказ и исполняешь новый. И лишних вопросов не задаёшь.
И Марков с трудом скрыл прошившую его волну облегчения, когда уже на утренней планёрке полковник довёл новые инструкции: Огарёва отвезти по такому-то адресу и сдать на руки гражданке Мицкевич Елизавете Петровне. Живого.