Каменистая тропа вдоль обрыва повела путников прочь от горных вершин. Ни припасов. Ни сменной одежды. Даже воды только по фляге у каждого. Да и какая вода в этом собачьем холоде? Остатки во флягах к вечеру станут каменными. Если повезёт, хоть заночевать можно будет не на снегу. Севериан поёжился, вздохнул про себя: «Завтра к вечеру ступим в тепло».
Рядом пристроилась Мира. Рэм тут же потянулся к её норовистой рыжей кобылке, а девушка скромно потупилась на луку седла и зашептала:
— Я первый раз…
Севериан покосился на прямую спину «тётушки» впереди, припомнил обрывки сна с нежной гибкой красавицей, и озадаченно взглянул на юную племянницу грозной ведьмы: «Что за фантазии у девицы на выданье? Что у неё в первый раз?»
Мира шепнула:
— Я только в детстве мужчин видела, — и как-то стало не по себе от этого разговора. Севериан настороженно покосился. Мира стрельнула своим необычным опаловым взглядом, смущённо спросила:
— Доблестный рыцарь?
— М-м-м?
— А сколько вам…
— Чего?
— Ну, зи-и-им.
Севериан склонился к спутнице и шепнул:
— Этим годом пережил двадцать пятую.
И восхищение не заставило себя ждать:
— Четверть ве-ека-а? Вы такой ста-а-арый?
Севериан хмыкнул. Старый ли? Трёх верных друзей пережил в битвах. Сколько алых цветков по юности посрывал, не последний рыцарь в королевской страже, а счастлив ли? Ста-а-арый.
— Демоны, очень старый, — как-то само сорвалось с языка, и эта миля девчонка отвела взгляд. Потрепала по гриве косящуюся на Рэма кобылку. Заулыбалась. Юная — самый расцвет. Сколько же ей? Семнадцать? Шестнадцать? Девятнадцать? Рыцарь припомнил Дакина. Похотливый говнюк страсть как любил малолеток, прям как степняк. Может поэтому его в битве не прикрыли друзья. Да и были ли они? А-а, демоны с ним.
— Доблестный рыцарь?