— И передай, пусть заглянет к мастеру королевской стражи. Разговор есть.
Здебор подобрался. Вгляделся в серьёзного рыцаря, и, вдруг, как молнией прошибло догадкой: сам барон Озёрный? Десятник приложил кулак к сердцу. Кивнул:
— Будет исполнено, господин барон.
— И ещё, мальца в окровавленной рубахе на последней телеге видишь?
Десятник кивнул, а Мира округлила глаза. В мыслях взмолилась: «Май реир?»
Но Севериан решил, лучше так, чем сжигать мертвяка. Распорядился:
— Передай его разъезду западных троп. Пусть к мелам идёт.
Здебор кивнул и махнул своим. Мира озадаченно хлопала глазами, пока солдаты стаскивали Шарцу с телеги и, только смотря в их удаляющиеся спины, мысленно шепнула:
— Спасибо, доблестный рыцарь.
— Чего это? — насторожился Севериан. Уже решил, что померещилось, как вдруг всю кожу обдал дикий огонь пламени, и только годами тренированная выдержка превратила вопль боли в хрип. В глазах потемнело. Всего один удар сердца. Всего один! И виденье исчезло, а Мира в мыслях шепнула, — костёр, это больно, май реир.
Севериан перевёл дух и сурово покосился на скромно улыбающуюся купцу Миру.
Телеги скрипнули. Пуэ пошли знакомым путём к Торговым воротам, разгоняя толпу широкими мордами. А в памяти орёт Яромир: «УХО ВОСТРО!.. ГЛАЗА ОТКРЫТЫ!.. В крепость, чтоб тише мыши провёл». Этого ли опасается суверен? И что у них там издыхает, чтобы это чудовище в столицу тащить?
От размышлений оторвал смущенный голос Миры с козел:
— Так чего желает купец от ведьмы?
Тарликай заговорщицки улыбнулся:
— Всего одно да.