Белый, тонкий силуэт вытянулся перед ним, как зеркало. Вот чьей природой были холод, болезнь и слабость. Вот кто концентрировал эту ауру. Альбедо видел в остром взгляде брата ледяной накал, видел тяжесть, с которой тот дышит. Видел тонкую, до ужаса тонкую кожу, белую от холода и синюю от вен. Увидел черные кривые клинки, зажатые между бледных паучьих пальцев.
И понял, что делать.
Киноварь блеснула в черноте.
========== Глава XIV. Вальс красных огней ==========
— Предательская гнида!
Теперь он шел по коридору настолько тёмному, что приходилось время от времени выставлять вперёд руку и обращаться к элементальным частицам на полу, чтобы только ни во что не втесаться. Эхо тоже помогало. Поэтому, наверное, Кэйа и ругался во всю прыть.
Точно не потому что в напарники ему досталась такая сволочь.
Очевидно, Альбедо врал. Естественно, рыцарь это понял. Не было у алхимика никакого колоссального морально-нравственного страдания, не было у него сомнений. Но что было вместо них? Альберих не знал. Он мог только определить вранье, он не умел читать мысли.
Хотя здесь нечего было читать. Всё было просто. Его послали.
Одно оставалось неясным: что он будет делать, когда морок подступит к нему, если рядом не будет белого огонька?
«Я дурак».
— Но дуракам везет, разве не так? — шепнули над самым ухом.
Резкий разворот спас, похоже, Альбериху жизнь. Он ледяной вспышкой отразил удар клинка. Хлесткий. Точный. Грозивший рассечь ему спину.
Еще выпад холода. Почти рефлекторный. Вслепую. Промах.
Шаркнули по снегу сапоги. Отскочив на три шага, Альбедо посмотрел капитану в глаза.
Нет. Это был не Альбедо. Этот был другой. Какой-то белый, совсем белый. Губы у него были синие. С тяжелой полуулыбкой. Были не мигающие больные глаза, нацеленные, как штыки, на Альбериха.
На шее не было звездочки.
Рыцарь рванул наискось. Ледяная сабля весело легла в руку. Звякнула о полуторку. Холодная пыль резанула щеку.
А затем еще раз. И еще. Лёд шипел и крошился, а двойник не открывался. Бил коротко, почти без замаха, — в шею, в бок, в плечо, по ногам! Альберих отвечал. Спокойно. На выдохе.
— Хреновенько тебя братишка драться учил!
Меч противника прошел над головой.
Бой на клинках. Это так скучно.
Выпад холода разрядил обстановку. Двойник вскинул руки, закрываясь. Альберих отступил на шаг. Ударил саблей об пол. В руке остался ледяной осколок.
Оппонент уже, — не замахивался — бил.
Альберих нырнул к нему вплотную. И просто сбил его с ног! Клинок двойника вспорол воздух.
Рыцарь ударил осколком в шею. Руку перехватили.
Алхимик… это существо дико улыбалось. На таком расстоянии Кэйа мог отчетливо слышать тихий досадный хрип. Противник дрожал. Вцепился в осколок. Не давал додавить ножа до глотки.
Тогда осколок разорвало. Вспышка мороза ослепительно хлопнула перед лицом двойника. Тот вскрикнул. В кулаке рыцаря уже лежала новая льдинка.
Кэйа прижал её к горлу врага.
«Попался, касатик».
Он видел, что противнику больно было раскрыть глаза. Шипя и отдуваясь, чувствуя лезвие на коже, он крутил головой. Чертыхался. Когда его глаза приоткрылись, наконец, ледяными щелками, Кэйа улыбнулся. Легонько. Успокаивающе.
— Ты скажешь мне, где Кли, и объяснишь, что случилось с Альбедо, — убаюкивал капитан, — а я взамен голову тебе не отрежу. Договорились?
Тогда двойник перестал вертеться. Медленно и буднично, он выдохнул:
— Будем знакомы, человек.
Глаза. У этого существа были страшные глаза. С насмешливыми искорками, совершенно равнодушные. Такие бывают у тех, кому по-настоящему на всё наплевать.
Отвести взгляда от этих глаз не получалось.
Кэйа дёрнулся, будто пробуя вырваться из захвата. Бесполезно. Никто его не держал.
В казармах в апреле очень-очень холодно.
— Это я тебе голову отрежу…
Голос звучал словно издалека. Альберих чувствовал, как тяжелели его легкие. Зрение заплыло черными пятнами.
Руки в тот день ему обварило. Джинн шептала что-то доброе на ухо.
Отца похоронили на холме.
Сквозь морок Кэйа чувствует, что тело его сейчас безжизненно валяется на холодном полу. И чужая рука аккуратно убирает волосы с его лица. Прикосновение ледяное. Морок горячий. Давит на голову.
В красном билась молния. У брата дрожали губы и сжимались кулаки. Огонь.
— Это ещё что такое… – врывается растерянный шепот.