— Смотрю, на арене все те же. Мой милый друг и его обезьянка. — Лучезарно улыбнувшись, Герман приземлился на диван рядом с Ником, и Тис невольно поморщилась, различив свое отражение в темных очках напротив.
— Да лучше уж с обезьянкой жизнь коротать, чем одному как сыч, — приподняв верхнюю губу, обнажила она от природы острые зубки. — Сдохнешь, даже закопать некому.
— Я не сдохну, мартышка. А вот ты… не сразу, конечно: стареть ты будешь долго, всем подружкам на зависть, зато помирать — мучительно. Там, где человечишка сгорит от болезней за пару-тройку лет, ты будешь десятилетиями биться в агонии. Да, малыш Ник? Ты бы рассказал обезьянке, как пять лет откидывал копытца, да все откинуть не мог. Пока не встретил Барб. А как встретил, одним глотком чуть было не выпил досуха. А эта дурашка еще и замуж за тебя пошла.
Ник поморщился, но промолчал: с Германом он обычно не спорил. Зато Тис спорила за двоих:
— Ничего особенного. Всего лишь комплекс спасительницы. С каждой бабой такое раз в жизни бывает.
— А теперь Ник спасает тебя, — протянул с недовольством Герман, задрал на лоб очки, чтобы одарить Тис взглядом краснючих глаз, и медленно-медленно вернул очки на место. — Было б чего спасать: ты одной ногой в могиле.
— А ты сразу двумя.
Герман шутку оценил, громко рассмеялся, привлекая взгляды девиц, столпившихся у прилавка, но сам даже головы не повернул, хотя не мог не различить их возбужденный стрекот.
— Я ж вроде обещал, что избавляюсь от тебя, мартышка? — Действительно, обещал. Раз десять, не меньше. — Есть одна идейка.
— Нет! — Ник включился в разговор так неожиданно, припечатал так громко, что Тис невольно подпрыгнула. — Скажешь ей, голову оторву!
— Да брось ты. Думаешь, сама не узнает? Да она давно уже прочухала. — Герман по-прежнему смотрел только на Тис (она чувствовала его взгляд сквозь темные стекла), но обращался к Нику, будто ее рядом и вовсе нет. — Все заботишься о ней, бережешь. Прямо как цветочек оранжерейный обхаживаешь. А мартышка твоя врет и не краснеет. Думаешь, не знает она, кто ее на Белую вечеринку привел, кто с моста навернуться помог? Может, не все помнит, но знает. А тебя использует, чтобы с тем, другим, поквитаться.
— Мы с Тис не вместе, так что отвали, — с нарочитым безразличием отмахнулся Ник, но голову опустил, избегая встречаться взглядами. — Оставь девчонку в покое.
— Тебе хочется верить, что она такая же, как ты. Но она не такая, Ник. Тебя мой отец спас — перемудрил, но спас. А с этой хрен знает что на той вечеринке творили и для какого ритуала юзали. А ты вместо того, чтобы вернуть ее Ордену, под крылышко взял. — Герман по-прежнему говорил с королевской ленцой, но уже не улыбался — скалился. — После Белых вечеринок каждый год пару-тройку девственниц из воды вылавливают: не из Влтавы, так из Эльбы — и ничего, всем пофиг. А тут нашлась особенная, поглядите. Она не должна была выжить! Аукнется тебе это, Ник, сердобольный ты наш…
— Я сказал: «Отвали». Параноик хренов. — Ник фыркнул, без задора, устало и, достав из рюкзака скетчбук, принялся бесцельно перелистывать страницы. На каждой — что-то любимое Тис: купол Национального музея, веселая вывеска магазина пряников, где всегда так славно пахнет имбирем и корицей, желтые пингвины, выстроившиеся в ряд над Влтавой.
Тис стиснула кулаки и едва сдержалась, чтобы не рыкнуть во все горло, ограничилась лишь злым шепотом:
— Будешь допекать Ника, я сама тебе голову оторву.
— И почему я ей верю? — зевнул Герман и вновь лучезарно улыбнулся. Но уголки его губ дрожали от напряжения, а желваки ходили туда-сюда. — Она ведь и от Якуба избавилась, ты знал, Ник? Чтобы он ненароком тебе планы ее не выдал. А ведь бедолага Якуб только прошлое видеть мог, да и то с погрешностями.
Тис скривилась, но комментировать не стала. А этот гад все не унимался:
— Что ты в ней только нашел, дружище? Рыба снулая. Не то что еле ползает — еле дышит. Единственный плюс — на Кару Делевинь похожа. Но я б такую точно трахать не стал.
— Я б тебе не дала.
— Ты никому не дала, — изрек Герман таинственным шепотом, будто открыл великую тайну. — Бережешь себя? Надеешься все назад обратить?
— Да, я была хорошей девочкой, — расплылась в медоточивой улыбке Тис, хотя хотелось пустить в ход зубы и ногти. — А в кино и книгах девственницам вроде всегда бонус какой полагается.