У меня от его слов заныло в груди ― не верилось, что этот паршивый "доктор" хочет кого-то спасти; кто знает, какую страшную участь он приготовил моей новой знакомой. Не отличавшаяся особой доверчивостью Мишель, видимо, тоже об этом подумала. Она прижалась ко мне, ища защиты, и сердце новоиспечённого рыцаря радостно ёкнуло, а руки тут же обняли её осиную талию. Голосок "прекрасной дамы" дрожал, но звучал на удивление твёрдо:
― Я знаю, кто ты, Чёрный монах, похищающий детей и продающий дьяволу невинные души! Лучше умереть вместе с Миком, чем слушать тебя, мерзкий приспешник... ― и в опасной близости от моего носа из сумки вынырнул знакомый крест.
Оставалось только грустно усмехаться про себя:
― Круто, всё-таки чуть не схлопотал этой штукой по уху... Опять она за старое ― и дались ей эти "приспешники", зациклилась девчонка...
Реакция подозрительного монаха на "грозную" отповедь была не такой снисходительной: он выругался, начав совсем неласково орать на бесстрашную Мишель, грозя "обоим идиотам" ― то есть нам ― скорой неминуемой гибелью. Но, как я и предполагал, из-за отсутствия тела сам что-либо сделать не мог, а переубедить "спасаемую" ― у него не получалось... Вот уж точно ― нашла коса на камень.
А дальше... Пока я мысленно прощался с жизнью, расставаться с которой не хотелось даже в объятиях прекрасной упрямицы, с месье Штерном что-то произошло: он вздрогнул и, закатив глаза, начал медленно таять в воздухе. Мишель, вырвавшись из моих совсем уж обнаглевших рук, гордо потрясла грозным распятием перед пытающимся уклониться от удара лицом своего "рыцаря":
― Вот, Мик, ты сам видел мощь семейной реликвии, доставшейся мне от прадедушки ― ни один нечестивец не может перед ней устоять, ― и я охотно с ней согласился, чувствуя, как что-то происходит вокруг. Пол под ногами несильно вздрогнул, и сердце рухнуло к нему поближе ― вот он, обвал, началось!
В то же мгновение странно замедленный голос невидимого гипнотизёра начал свой отсчёт:
― Один, два...
Я и не представлял, сколько всего можно успеть сделать, пока длятся три коротких слова: оттолкнул Мишель в сторону, крикнув:
― Беги в убежище! ― и, прежде чем окончательно растаять, успел почувствовать вкус её сладких губ и увидеть сверкание удаляющихся пяток моей "прекрасной дамы"...
Кто-то очень хотел, чтобы я поскорее пришёл в себя, и потому, наверное, немилосердно лупил меня по щекам, повторяя:
― Очнись, очнись же, Мик! Надо валить отсюда...