Второй мужик, который с женщинами и ребятами до города дошёл, всё-таки заглянул в трактир. Там и допился до смерти. Когда его стали осматривать десятские, нашли в карманах бумажные деньги.
Бродяжек похоронили на погосте в том месте, где всех безродных закапывали. Да и забыли про них тут же: мало ли безвестного люду гибло в то время?
Горбун-ростовщик скоро съехал, взяв с собой только несколько укладок. Служанку оставил дом стеречь.
Конечно, средь воров, разбойников и любителей поживиться пошёл слух, что в доме осталось много добра. И через некоторое время незнакомцы стали так и шнырять возле окон. Мария, которая стала болеть и сохнуть, велела сыну проверить все запоры, смазать замки и сидеть в доме, как в осаде. Гавря запротивился: раньше всё было открыто, и Егор, и мамины товарки могли спокойно зайти в дом, только постучав в окно.
Но после первого ночного налёта сам стал осторожничать. Посредь ночи с соседской половины выскочили трое грабителей и бросились бежать, вопя: "Мертвячка! Мертвячка!"
Гавря, конечно, грабителей испугался больше, чем их криков. А потом поползли слухи, что внутри дома - сплошной тлен и запах пропастины. И встречает всех труп старухи.
Гавре, конечно, пришлось туго: кроме школы и его обычных обязанностей по дому, пришлось помогать маме. Он даже бельё пробовал стирать. Мама всё больше лежала и сохла на глазах. А ещё у неё с головой оказалось не в порядке: всё разговаривала с ляльками, деточками, просила не шуметь, дескать, плохо ей, а они разбаловались.
Гавря со слов родной бабки, ныне почившей, знал, что у мамы было слабое нутро и она скинула троих деток до его рождения. Гавря ждал Покрова, когда должен был вернуться отец, как пришествия Спасителя.
С ним повадился спать кот-крысолов по кличке Васька. Мурчал громко, усыплял, а потом перелезал на ноги, грел. Гавря-то однажды, ловя по весне гальянов для наживки, застудил ноги, и они временами побаливали. Тёплый бок кота успокаивал хворь в ступнях, и Гавря мог выспаться, чтобы утром впрячься в работу. Но несколько раз Гавря просыпался от тяжести в груди. Это Васька сидел на нём и смотрел жёлтыми наглыми глазами.
Пришлось вышвырнуть Ваську из избы: пусть ночует на чердаке или в сарае. Не то чтобы Гавря верил в сказки, будто коты могут задавить хозяина, просто хотелось выспаться.
И вот в первую же ночь после изгнания Васьки Гавря проснулся от знакомого шёпота:
-- Гавря... Гавря...
И послышались прежние звуки: кто-то скрёбся с той стороны стены, грыз дерево. Гавря сжёг две унции масла для лампы, чтобы не оставаться в темноте. Три дня так промучился. А Васька всё же не упустил момент прошмыгнуть в дом. И звуки из соседской половины прекратились. Гавря так рассудил: раньше кот боялся живой Аграфёны, зато от чертовщины мог защитить.
Хуже оказалось дело в доме Дарьи. Дочка, погодок Егора, начала блажить. Часами сидела в задосках, девичьем углу, уткнувшись в колени. Перестала есть, спать, помогать матери. Двое младших к ней даже не походили, кричали: "Настька щиплется!"
Дарья решила старшуху наказать. Подвела к ней плакавшего меньшого и сказала:
-- Ты что же, тварюга, делаешь? Зачем до крови детей щиплешь?
Настька ударилась в слёзы:
-- Никого не трогала!