Вернувшись в холл, я чуть ли не с разбегу впился Улле − так на самом деле звали Безысходность, в губы. Она толкнула меня в грудь так, что я отлетел на диван, а в полете сшиб табуретку с остатками пиршества. Возмущенно поинтересовалась, правда ли я думаю, что именно так стоит утешать девушку, которая тебе, можно сказать, всю душу раскрыла. Спросила она это, разумеется, не так, а в совершенно непечатных выражениях. Она прямо похорошела и расцвела. Никому не идет быть замороженным, уж я-то знаю. На ее гневную тираду я ответил уверенным «ага». Ждал, что она запустит мне в голову сапогом, но она только удивленно мигнула и как-то резко успокоилась. Потом мы танцевали какую-то отбитую джигу на диване. Вот так, запросто, без всякого перехода.
Шу так и не объявился. Но мы все равно ушли в комнату для персонала. Это было единственное помещение с нормальной кроватью, а не нарами.
− Твою мать, − проворчала она. − Ты похож на мою младшую сестру.
− А ты, выходит, та еще извращенка. − Заметил я.
Мы лежали в стенах бывшего морга и бывшего дома для уставших патлатых детей, живущих музыкой, в последнем приюте автостоперов и залетных студентов без гроша в кармане. Я видел тени в стенах, они сновали туда-сюда, нашептывая свои истории. Может, это были алкоголь и предсонные глюки, а может, и нет. Я часто видел разное. Вероятно, это была шизофрения, первые ее тревожные сигналы. Вишенка на тортике остальных моих проблем. Возможно, когда-нибудь я встану на ту же дорожку, что и многочисленные Эстервия, и окончу свои дни в заведении с мягкими стенками. Но сейчас это меня не волновало. Как не волновало и то, что вскоре я вновь окажусь на улице без гроша в кармане. И то, что ребра мои, видно, опомнившись от шока, вновь начали побаливать.
Бегство от реальности. Растворение. Паршиво использовать для этого других людей, но я делаю это вновь и вновь. Самое странное, что я и впрямь люблю их − всех до единого, и девочек, и мальчиков, люблю в тот момент, когда они открываются мне, когда являют свое истинное лицо. Мне кажется, что они прекрасны, каждый по-своему. И я надеюсь каждый раз, что утром что-то неведомое, раздражающее не погонит меня прочь. Но вот наступает рассвет, и я вновь встаю на крыло. Нет, я не испытываю отвращения к тем, с кем провел ночь. Просто… Я знаю, что не могу остаться. Не могу позволить кому-то узнать себя лучше. С первыми лучами солнца я должен раствориться, точно нечистая сила.
Я надеялся, что исключением будет Шу. Потому что ни я, ни он не стремились затащить друг друга в койку. Но не вышло. Я надеялся даже на эту обманчиво суровую девушку с внезапно теплыми руками, в которой мне удалось разбудить ее прошлую версию, задорную и отвязную. Но я знаю, что это будет не так. С утра наш шаткий приют сметут с лица земли, а мы разойдемся в разные стороны. Но пока мне было хорошо и спокойно. Пусть я и знал, что это совсем ненадолго.
«Я не останусь, прости», − так пелось в одной старой песне.
«Я не останусь, прости,
Пусть только дождь меня проводит.
Так лучше будет, не грусти,
Я из тех, кто беду за собою уводит».
========== Часть 1, глава 7 “Душа снаружи” ==========
Иногда я точно куда-то проваливаюсь. Звучит коряво, но я не знаю, как еще это можно объяснить.
Когда такое произошло в первый раз, я перепугался до одури. Да и в дальнейшем подобные выкрутасы сознания радости не приносили. Страшно это, когда не понимаешь, что происходит. Особенно когда знаешь, что у тебя есть все шансы получить вакантное место в лечебнице − спасибо прекрасной наследственности.
Кто-то назвал бы это сном во сне. Но есть разница. Там ты понимаешь, что разум уже пробудился, а тело нет, но скоро ты проснешься целиком. Я же проваливался на какой-то совершенно иной уровень реальности и порой мог подолгу бродить там, не зная, как выкарабкаться. И я не всегда попадал в «не сюда», заснув. Иногда я попадал туда, так скажем, в особом состоянии.
Я встречал людей, ранее живших. Людей, которые никогда не могли встретиться в моем мире. Видел существ странных и пугающих. Видел хищных жуков с раздувшимися брюшками, размером с крупную собаку, они жадно пожирали труп какого-то животного. Видел дельфинов, покрытых золотистой чешуей, каждый обладал взглядом разумным и ясным. Обитали они в ручье, к которому я выбежал из леса. Леса, где я неясно как очутился. Видел смутные, чуть светящиеся силуэты, что скользили по туманным полям, в их едва различимых голосах мне чудился не то плач, не то вой.
Но все же никто так меня не напрягал, как люди, встреченные на «той стороне». Или существа, похожие на людей. Полубезумная старуха с бельмом на глазу. Мальчик с совершенно не детским выражением лица и холодным взглядом. Солдат, что явно был давно мертв − в его ранах копошились личинки, но он отрешенно шагал вперед. Грустная девочка посреди пустынного города. Каждый раз это были новые лица. Кто-то ничем не отличался от обычных людей. Кто-то был… не сильно жив, как тот солдат. Кто-то обладал вертикальными зрачками или раздвоенным языком.
Но только одного из них я встречал регулярно. У него были ярко-зеленые насмешливые глаза и черные волосы. Неопределенный возраст − то ли двадцать пять, то ли хорошо за тридцать, то ли много старше − лицо было молодым, но что-то выдавало в нем существо древнее, как сам мир.
В первую нашу встречу я был еще совсем ребенком. Я врезался в него, выбегая из чащи, кишевшей здоровенными жуками. Естественно, его появление напугало меня еще больше. Но он лишь закатил глаза.