Ветер всё усиливался. Молнии Господни чаще и чаще рассекали небеса, показывая оставшейся пастве Его благодарность. Даже солнечный круг, что освещал небо, становился всё шире. Но Отец видел, как сжимается от холода его семья, как редеет уверенность в их глазах, и как гаснет огонь в сердце.
— Нет, дети мои! — вскричал Нот. — Не бойтесь холодных ветров и бурого снега! Вы знаете, что за этим испытанием нас ждет Эдем! Знаете, что вы должны, как и Моисей, идти до конца по выжженной пустыне! Идти! Даже если ноги ваши сотрутся в прах, из которого появился Дьявол! Ну же! Ну же, верные мне! Воссоединитесь с Господом и остановите тот Апокалипсис, что низверг на землю сын Ада! Дитя грехов! Быстрее!
В безмолвной тишине лязгнули старые лезвия. Его послушная паства выхватила ножи и вилы, принявшись за дело. И лишь глухой стук падающих тел да молнии рассекали эту тишину, словно Отец плоть Агнца. Через несколько минут всё было кончено, и лишь небольшие струйки крови медленно ползли к Его ногам — ногам Нота — их Отца, их Владельца и их Бога.
— «О, спрячься ты в крови, спрячься ты в крови -…»
Тяжелым шагом он направился к битой молниями церкви. Он знает, Кто там. Он знает, Что там. И он знает, что он должен делать.
— «…ураганы в небесах бушуют.»
За ним тянулся кровавый след. Каждый шаг, каждое движение, казалось, оставляет за собою что-то липкое… что-то мерзкое… что-то, что больше никогда не станет верить ему…
— «О, спрячься ты в крови, спрячься ты в крови…»
Поскрипывал старый забор деревянными досками. Поскрипывали камни, что были проложены неизвестно кем. Поскрипывали ворота церкви, приветствуя своего хозяина. И даже старая половица — та, что никогда за всю жизнь Отца не делала этого ранее, поскрипывала. Словно весь мир горевал о чём-то. То ли о том, что Он не смог предотвратить, то ли о том, что Он давным-давно решил сделать…
— «Пока опасности минуют».
И вот, он стоял перед ним — перед самим Дьяволом, чье окровавленное тельце неустанно выло в желании уничтожить мир, а кровью пропитались даже сами волосы. Он — последнее дитя, которое может уничтожить всё, последнее семя, что, согласно пророчеству, поглотит этот мир.
Салливан Нот поднёс к нему свою руку. «Дабы высвободить и умертвить». Но с каждым миллиметром, с каждым мигом, проведённым у Агнца и Чужака, он лишь чувствовал то, как растёт его слабость, как редеет его вера и как незаметно для всех остальных умирает мир.
— Нет… — вдруг прошептал Нот. — Нет!
Рука его проваливалась сквозь голову этого маленького ребёнка. Словно его и не было, ладонь проходила сквозь тельце, пока не встречала окровавленную рубаху Чужака — отца Дьявола и виновника Конца Всего. Не мог он провести ногтем по реденьким волосам или схватить тоненький пальчик, не мог вонзить нож прямо в крохотное сердце или расколоть череп большой, словно сама голова, рукой. Не мог.
В отчаянном бессилии, Отец Нот сел на скамью рядом, смотря в пустоту. «Вот и всё, — думал он. — Не кому больше молится. Не на кого больше надеяться. Только я, Бог и Дьявол. И я здесь однозначно лишний - я подвёл Господа. Подвёл Небеса! Дал слабину! И оно… Это дитя… Я чувствую, как выжженная земля остаётся после него… Боже мой…».
Нот развернулся вновь к Агнцу и увидел, как уже не дремлет Чужак. Как изучает его своим адским взглядом, как рвется из его груди огненное дыхание демона. И ребёнок. Это Дитя… Сильнее и сильнее с каждой секундой. Нет, его нельзя убить, нельзя почитать. Всё, что можно — боятся его и ждать, пока он заберёт твою душу, изничтожит твой дух и зароется в твоей вере, словно медведь в кишках убитого оленя.
— Боже мой… — прошептал Отец, глядя прямо в черную пустоту глаз Дьявола. — Ты убил рай…
Комментарий к Последняя проповедь
Надеюсь, не переборщил с “духовной” составляющей текста - пытался передать всю ту атмосферу, что царила вокруг.