Кажется, самое страшное, что меня может здесь ждать, — это постоянные вечеринки и, может, немного сексизма.
Наконец, она спрашивает:
— Хочешь веселенькие?
Я улыбаюсь, вспоминая распродажу "купи пять, шестые — бесплатно", где мы купили кучу соблазнительного белья перед началом учебного года. — Удиви меня, — отвечаю я и вешаю трубку.
Никто их не увидит. Я же не собираюсь заводить парня здесь.
Но мои щеки разогреваются при воспоминании о том, как Хантер смотрел на меня, когда я даже не знала, что он в комнате. Слава богу, я не зашла слишком далеко, но он наверняка понял, что я делала под одеялом. Почему он не дал о себе знать?
Я начинаю поправлять простыню и одеяло на кровати, но останавливаюсь.
Я не дома. Мне не нужно делать то, что я не хочу. Я бросаю постельное белье, оставляя его как есть, и направляюсь в ванную, завязывая волосы на ходу.
Душ удивительно чистый, хотя затирка между плитками слегка пожелтела, а блеск на кранах давно пропал. Никакой плесени. Никаких волос. Никаких следов крови или ошметков от жертв убийств.
И, к счастью, вода теперь теплая.
Я быстро смываю с себя усталость, игнорируя лежащее в углу мраморное мыло с разводами зеленого и белого. На его нижней части застыли высохшие мыльные разводы, и хотя оно не выглядит свежим, очевидно, что его использовали после последней девчонки из семьи Пиратов.
Я выключаю воду, тянусь за полотенцем и быстро обтираюсь. Быстро возвращаюсь в спальню и натягиваю джинсы, в которых была вчера. Я носила их всего пару часов, так что можно обойтись без белья, дождавшись, когда Аро принесет чистое.
Надевая бюстгальтер, я выбираю темно — серую футболку с надписью «D.A.R.E. to keep kids off drugs» и натягиваю ее. Причесываю волосы, собираю их в высокий хвост и надеваю свою школьную куртку с эмблемой «Пиратов». Пусть все знают, что я не намерена оставаться незамеченной.
Кладу телефон во внутренний карман куртки и рывком открываю ящики стола, ища школьные принадлежности. Нахожу не так уж много: потрепанную зеленую тетрадь Mead, ручку без колпачка, две хорошо поюзанных карандаша, обертки от конфет SweeTARTS и старенький раскладной телефон. Открываю его — разряжен. Бросаю обратно в ящик, ощущая липкие следы на пальцах. Подношу руку к носу и вдыхаю легкий запах дыма и гари.
Хм.
Беру тетрадь, ручку и карандаши и направляюсь к двери, но вдруг замираю.
Ты не одна в этом доме.
Запрыгиваю на кровать и пристально смотрю на вентиляционное отверстие на потолке.
Но я ничего не замечаю. Ни света, льющегося из окна на чердаке, ни отблеска объектива камеры. Выйдя на улицу, я осматриваю каждый угол, ищу скрытые объективы между книгами на полках и подглядываю в дырки в стенах.
Ничего нет.
Я запоминаю комнату, обращая внимание на то, как шнур зарядки свисает над ящиком тумбочки и как закрыта дверца шкафа, чтобы иметь возможность обнаружить какие — либо изменения, если кто — то войдет, пока я в школе.
Я закрываю дверь спальни и бегу вниз по лестнице, но как только я ступаю на кухню, то вижу, что она полна мужчин.
Я останавливаюсь.
Кэлвин Кальдерон и Фэрроу Келли стоят у плиты, еще четверо рассредоточились по кухне и столовой.
Они приехали с Хантером? Они были здесь все время, пока я была в душе?
Кажется, я их всех узнаю. Все игроки "Бунтарей". Ти — Си Уиллс опирается локтем на стойку, его кожа золотистая и подтянутая, а мышцы проступают из — под светло — серой футболки. Лука Таркин и Андерс ЛаФорест сидят за маленьким кухонным столом, слегка ссутулившись, и их длинные ноги занимают все пространство.
Я оглядываюсь на них и вижу Констина Де Ла Круза, стоящего у окна. Я провожу быструю инвентаризацию и вижу, что у всех у них есть татуировка.
Кроме Констина.
Его метка с Грин стрит выгравирована на его коже, шрам белый и бугристый на фоне его темно — русой кожи, потому что она была вбита в него ножом.
И я считаю, что это была исключительно его идея. Я тут же отворачиваюсь от его льдисто — голубых глаз.