— Скажи, добрый молодец, а нет ли у тебя гребня — расчесаться? — нежно спросила девушка. По плечам рассыпались черные кудри, в которые так и хотелось запустить руку, почувствовать их гладкий дивный шелк.
Он замялся, замешкался. Откуда же у него гребень — на охоте? При себе у Богумила были только лук да колчан со стрелами, ну, еще и нож охотничий, отцовский, однако разочаровывать эту прекрасную девушку не хотелось…
Она разочарованно вздохнула, поняв все без слов.
— Если желаешь, я могу сбегать тебе за гребнем, — быстро сказал Богумил, чувствуя себя в силах сделать что угодно, лишь бы ей пригодиться.
Девушка лишь улыбнулась и погрозила ему пальчиком:
— И ты оставишь меня одну?
Смутившись, Богумил замолчал. Он всегда был охотник, с детства ходил с отцом на промысел; он совсем не умел говорить с девушками и лишь предполагал, что однажды у него, как и у всех, появится жена… Будто бы из ниоткуда. Но не может же быть так, чтобы ей стала эта несказанная красавица? На мгновение Богумил позволил себе помечтать, как он выходит из леса с девушкой, как все ахают и поражаются и какой умелой хозяйкой она оказывается — как иначе, ведь она будто вышла из сна…
Пока он думал, Богумил вдруг заметил, что девушка отступила немного назад и начала раздеваться. Он хотел вскрикнуть, остановить ее, но язык словно замерз. Ни одна девушка в их маленьком городке-крепости не повела бы себя так с незнакомцем — ведь она даже не спросила его имени! И он ее не знал. Даже у лесных духов должны быть имена — и вот, когда она предстала перед ним обнаженной, Богумил отважился…
— Красивая я? — словно не слыша его вопроса, улыбнулась девушка. — Нравлюсь тебе, добрый молодец?..
— Да, я…
Она закружилась в дивном танце.
И тогда-то сердце у Богумила застыло от ужаса. Потому что у девушки не было спины, потому что была она мертвячка. Словно с нее кожу содрали, как он сдирал шкурки с добытой дичи; все желтоватые старые ребра — наружу, наперечет, красное мясо с прожилками видно. Позвонки торчат жутким гребнем. Снятое все, оторванное… Вот только крови не было — все такое сухое, будто она давным-давно умерла…
Все это промелькнуло перед ним на кошмарное мгновение, а потом девушка обернулась к нему — и лицо ее хищно исказилось, за улыбкой оказались клыки, а пальчики заканчивались тесаками когтей. Чудом Богумил отпрыгнул в сторону, спасаясь от гибельного удара. Мертвячка разочарованно взвыла, не почуяв свежей крови, но Богумил уже развернулся и побежал так, как никогда не бегал.
Сердце вырывалось из груди, а ноги подламывались, болели, но Богумил все несся, не разбирая дороги, и только чудом он не залетел еще глубже в жуткую чащу, а выплутал к городу, к воротам. Ошалелый, почти обезумевший, он промчался к ним, а в спину ему будто бы все еще несся визгливый хохот мертвячки, в который превратился медовый девичий голосок… Богумилу хотелось кричать, громко и отчаянно.
У ворот с ним встретился отец Сергий. Он часто ходил в лес, травки собирал — лечить больную спину. Вот и сейчас брел с корзинкой, а как Богумила увидел, остановился, с интересом ему в лицо заглянул… И наверняка рассмотрел в его глазах поселившийся там ужас. Руки у Богумила тряслись, голос отказывал. Он едва стоял на ногах, готовый рухнуть в дорожную пыль, но священник поддержал его под локоть.
— А-а, мавку увидал? — проскрипел он, тихо засмеявшись. — Увидал, да? Утопленницу нашу. Голодает она там, в лесу, дичает. Ничему-то вас жизнь не учит…
— Почему… почему она такая? — спросил Богумил.
— Бросилась в речку от несчастной любви, — поцокал языком отец Сергий. — Сто лет уж как. Мне про нее учитель мой сказывал.
— И что же вы… не говорите никому? — потерянно пробормотал Богумил. Понемногу ужас отпускал его.