Я благодарно жую и довольно жмурюсь.
— Почему всё так странно? — спрашиваю я. Умнее вопросов мне в голову не приходит.
— Тут у вас какое-то всё застывшее,— так же непонятно отвечает Шахимат.— Вот мы уже тут давно. Ещё тебя не было, и ничего этого не было.
— И учимся делать яичницу по-пиратски,— добавляет Зомбий Петрович.
— А вас как на самом деле зовут?
— Лисарасу, я баск.
Я киваю: очень приятно. Басков у меня знакомых ещё не было.
— Вы очень древний? — почему-то спрашиваю я.
— Семьсот пятьдесят четыре. Кажется.
Сейчас я готова поверить чему угодно.
— И вам, наверное, не меньше? — это я уже для Шахимата.
— Чуть поменьше. Но ненамного. Разница в возрасте, конечно, у нас с вами чуть больше, чем вы предполагали.— Он усмехается, но как-то грустно.
— А мне было бы даже любопытно,— слишком смело говорю я и тут же густо краснею.— Ну, то есть…
— Вот этим вы мне и понравились. Отсутствием ложных предпосылок и чувственной натурой.
— Опять охмуряете,— укоризненно рассмеялась я.— Мне сейчас слишком хорошо под одеялкой, на страстные подвиги меня уже не уговоришь.
— Вы бросаете ему неосторожный вызов, минья сеньорита,— заметил Лисарасу.— У Шахимата слишком много кровей намешано, и путь его устилает слишком много покорённых женских сердец и лон.
Я фыркнула.
— Ну вот теперь я из спортивного интереса буду первой, на кого чары не подействуют.— Помолчав, я добавила: — А вообще любопытно. Про вас послушать побольше.
— В понедельник,— серьёзно ответил Шахимат.— У вас семь уроков подряд, вы дьявольски устанете, я поведу вас в маленький погребок с отличными винами, напою и накормлю, и вы, задумчивая, будете слушать…
— …Его очередные сказки,— завершил Лисарасу. Когда я узнала его имя, он перестал мне напоминать посланца из склепа. Вполне обычный мирный баск возрастом в семь с половиной столетий.
Шахимат улыбнулся и протянул мне бокал:
— Это пунш. Не хочу, чтобы вы расхворались.
Мне нравились его старомодные обороты в речи.
7.
В детстве от утра до вечера целая вечность. Ясное летнее утро, можно бегать бесконечно всюду, до обеда успеть столько дел, сколько звёзд на небе не бывает. Проголодаться отчаянно, но не признаваться себе в этом. И вечер плавно уходит в ночь, и каждый день — бесконечен, словно смотришь на него с высокого утреннего холма.
Подрастаешь, и от утра до вечера три вздоха и две чашки кофе. Ничего не успеваешь, только пытаешься успеть. Ночь наступает, едва утро закончилось.