Нет, сладкий, это так не работает.
— Не дёргайся, пожалуйста, — елейным тоном отозвался Гарри, поднимаясь дорожкой из поцелуев к шее, и там, около кадыка, впился в мягкую плоть зубами, чувствуя, как задрожало чужое тело.
Зализав следы, он ощутил шероховатость выемок от зубов под языком и вновь прикусил, услышав сдавленный болезненный стон, — Том нервно сглотнул и запрокинул голову, открывая ему горло, приглашая и маня своей доступностью, своей уязвимостью. Однако Гарри решил повременить: он оставил эту зону на потом. Дотронувшись губами до гладковыбритого подбородка, он слегка прихватил его, а затем поднялся выше и зажал меж зубов призывно выпятившуюся и дрожащую нижнюю губу. Отклоняясь назад, Гарри потянул за неё, заставляя Тома тем самым следовать за ним и буквально полулечь. Сладкий приоткрыл глаза, недовольно сверкнув ими, и поспешно — почти с нестерпимым голодом — накрыл его рот, насильно просовывая свой язык и углубляя поцелуй.
У Гарри перехватило дыхание. Он оказался обездвижен и обезврежен, что вызвало лишь озорное веселье, а прикосновение ловких пальцев, расстёгивающих ремень, а после и брюки — поощрительный вздох.
— Bite into me harder, sink your teeth into my flesh (укуси меня сильнее, вонзи зубы в мою плоть), pass the test, taste the flesh (пройди испытание, попробуй меня на вкус). Hold me up against the wall (прижми меня к стене), give it till I beg, give me some more (продолжай, пока я не попрошу дать мне ещё больше), — Том резко отклонился и вытянул одним плавным движением ремень из его штанов.
Он проводил раз за разом кончиками пальцев по ровной чёрной коже, а Гарри улыбался, наблюдая, как сменяются эмоции на чужом лице: задумчивость, возбуждение, предвкушение, сомнение и… порыв. Том явно о чём-то подумал, засомневался, но отринул робость — неподвластное ему стеснение — и пожелал этого всей душой.
Что же это? Чего же ты втайне желаешь, сладкий?
Том перевёл на него взгляд и отложил полоску кожи в сторону, будто показывая, где будет лежать ремень — в его случае смертельно опасное оружие. Это было предупреждение. Невысказанная угроза, как та, что мелькала на дне затянутых поволокой глаз; угроза, тем не менее, покрытая инеем того самого желания, которое оказалось ясным как белый день для Гарри.
— Гарри, — прошептал он и с лёгкостью опустился на пол, упираясь ладонями в его колени и заставляя расставить ноги шире.
Том потянул за край его нижнего белья, высвобождая член, но взгляда не отводил, словно в попытке считать реакцию на свои действия. Он затеял очередную игру, в которой Гарри заведомо проигрывал — или же хотел проиграть, дабы уважить хозяина. Потому что в момент, когда этот порочный рот с ласковой вибрацией вновь повторил его имя и опустился на член, начиная посасывать головку с чувственным наслаждением — эстетически прекрасным, от которого у Гарри скулы сводило, — он потерпел первое поражение. Сжимая губы и всасывая плоть, скользя языком по всей длине и следом заглатывая, Том постоянно захлёбывался его именем, пуская звуковую вибрацию. Гарри, откинув голову на спинку, прикрыл глаза и ощутил, как пальцы одеревенели, впиваясь в обивку.
Том был искусен, внимателен, но… Всегда было какое-то «но», которое не давало покоя Гарри. И, пока он раздумывал над сутью возражения, сладкий поменял правила: подался назад, смотря на него исподлобья, а когда язык ткнулся в дырочку уретры и тут же исчез меж блестящих от слюны губ, на чужом лице расцвела дразнящая улыбка. Он остановился, ожидающе поглядывая снизу вверх.
— У тебя нет никаких просьб ко мне? — выдохнул Гарри.
— Нет, — еле заметно покачал тот головой.
— Нет? — переспросил он с праздным интересом.
— Нет, — Том уверенно кивнул.
— Что ж… — Гарри неторопливо отцепил руки от спинки и увидел отблеск торжества на его лице, но, когда он обхватил свой член ладонью, этот отблеск тут же сменился неприкрытой яростью.
— Не смей!.. — по-змеиному зашипел Том, резко поймав его ладонь и спешно добавил: — Почему ты не можешь просто это сделать? К чему такие сложности, Поттер?
— А как же правила? — улыбнулся Гарри.
Том удивлённо моргнул, а потом нахмурился: