— Ману, нет.
— Да чего ты такая злая всегда?! Я же не Луну достать прошу.
— Ману, в земной школе сформирован всего один экспериментальный класс оборотней. Они учатся отдельно от человечьих детей. И стоит обучение для них очень дорого!
— А мы бедствуем, мама? Тебе мало платят за счетоводство?
— Выйди вон и вернись, когда будешь разговаривать нормально. — Тисс не утерпела и наградила сына подзатыльником. Лёгким и безобидным. Но он в ответ заревел — громко и надсадно, как умеют мастерски реветь только младенцы. — Ну, Ману! Прекрати истерику! Я сказала «нет»! Плач тебе не поможет. — Она оторвала его мокрое и раскрасневшееся лицо от фартука. — Умойся сейчас же и возвращайся в комнату, учи уроки. Я прекрасно знаю, что завтра у тебя доклад по истории. Ты поэтому ведёшь себя как гадкий козлёнок, да?
— Я тебя ненавижу, — глухо прошептал светловолосый отпрыск, шмыгнул носом и убежал.
Она бессильно потрясла головой и включила наконец стиральную машинку, поставив неиспробованную до этого программу деликатного отжима.
*
Тварь поганая, а не мамка. Ну и насрать, план А не сработал, в топку его, есть план Б. Понятно всё с мамкой, подобру-поздорову никуда не отпустит, между мной и свободой трупом ляжет, мозг ложечкой выжрет, но дышать спокойно не даст. Корова тупая.
А я и не расстроен. Слезу пустить, сопли нагнать — раз плюнуть и растереть. Сука, но как же она бесит тёплыми фуфайками, сжечь бы их все до одной!
Вещички на утро собираю? Собрал уже. Гитара, немного баблишка, номер телефона братца-ботана на руке сейчас напишу, чтоб точно не посеять, даже если мобильник посею. Ну что ещё? Без жратвы перебьюсь, в горле она уже комом стоит. На Земле гамбургерами объемся. Носок какой-то лишний, третий… а, пусть будет запасной. Пакет маек с труселями. Половина рюкзака ненужного барахла, короче. И ноутбук. Но главное — это гитара.
Будильник на 05:20. Вставать в такую рань… я сдохну. Но чего не сделаешь ради этого высоченного типа с холодной бесстыжей физиономией. Он крутой, бля, ну какой же он крутой, просто мега, сука-а-а, ну разве так бывает? Хочу, хочу, хочу, он тут единственный, над кем вот вообще не хочется ржать. Он клёвый запредельно, бля-я-я-я… Почему у меня не такой старший брат, как он? Почему мне достался сраный ботан?!
Готово. И сраную пижаму тоже сжечь. Тушим свет, поправляем шторки. Сладких снов, маман. Не поцеловала на ночь? Неизвестно, ха-ха, когда снова сможешь поцеловать.
========== 7. Алоха Гавайи, или встречайте преступника цветами ==========
——— Часть 1 — Агнец божий ———
Он ждал меня у бассейна: белая скульптура в гладких чернильных разводах, с гулко бьющимся сердцем, слабо фосфоресцирующая сквозь горячий алкогольный пар. Мы были бы оба пьяны и не очень далеки от коматоза, будь мы людьми и подышав всего минуту этим смертельно сладким розовым шампанским. Но вместо этого я — иду, крепко прижав руки к поясу и кобуре, а он — лишь игриво покачивается с носка на пятку. Он улыбается, хотя губы серьёзно и целомудренно сложены, а глаза закрыты. Он улыбается на шестиугольной арене нашей души, вместо приветствия. Я не устану наслаждаться этим знаком любви до отказа и коллапса времени, улыбка краше и развратнее, чем вся его божественная, дорого не проданная и бесстыдная нагота.
Я не беру его в объятья. Я хочу, но ещё не проснувшееся солнце запрещает мне. Этот утренний миг драгоценен всего одним мимолётным прикосновением руки к руке. Ладонь лишь слегка черкнёт по ладони, оставит огненный кометный след, заставит мои зубы ныть, а десны — кровоточить, заставит желать с ним нового единения, новых вычеркнутых и преданных забвению минут в полном покое, когда мой голод ненадолго изгоняется обратно во Мрак.
Что-то течёт и змеится между нами не так. И дремотное солнце испачкано красным песком, не умылось в океане, неряшливое и угловатое, я успел почувствовать. И океан тоже, сменил цвет с синего на грязно-перламутровый. Но я должен увидеть глаза, чтобы убедиться. Глаза Ангела, две неприступные твердыни нашей души, слишком коварны: расскажут всё, лишь открыв врата и опустив подъёмный мост, вложат в меня недостающее. То, что сам я у мира не вырву и не отниму, при всём моём могуществе.
Он не позволил мне пройти мимо, не позволил свернуть к дому. Схватил голой ладонью, её нагота усилена наготой целого тела, ничего более голого и невинно пристающего представить нельзя, я бессилен. Остановился, ожидая полупризнаний в каком-нибудь утончённом ночном преступлении, за которое его выпорет отец. Ожидая мучительного внепланового поцелуя. Ожидая… да чего угодно, но не этого:
— Твой маленький мальчик рано утром сбежал с Марса на почтовой ракете.