— Вааа… — шепотом закричал Ноэль, пытаясь одним глазом заглянуть внутрь раковины. — Настоящая точка-выход!
Он схватил раковину и, пытаясь понять, как она работает и как физически протолкнуть такое огромное тело через такой маленький вход, чтобы выйти на берегу невидимого пока моря, применил свой излюбленный метод научного исследования, а именно: стал трясти раковину, как ребенок погремушку. Море внутри грозно заворчало, и Ноэля с ног до головы окатило брызгами холодной соленой воды, однако понятнее не стало. В тишине раздался резкий всхрап, громче обычного, словно учитель даже во сне грозил ученику всеми карами небесными. Ноэль утерся широким рукавом мантии и отставил раковину обратно на полку, поскольку его внимание привлек другой предмет. Гораздо интереснее прежнего — на груди Грохана, под мантией, чьи шнуровки небрежно расползлись, на длинной тонкой и, видимо, очень прочной цепочке светилась невиданная сфера. Ее свет бил неровно, толчками, и расслаивался на руны-узоры. Ноэль прищурился и подобрался ближе, чтобы рассмотреть, что за амулет Учитель носит на своей шее. Грохан как раз перешел на размеренное громкое сопение-ворчание, словно убаюкивая бдительность Ноэля. Негодник склонился над воротом учительской мантии и высунул язык от любопытства. Сфера оказалась полым, прозрачным на свет, искусно вырезанным шаром-головоломкой, чьи детали так заковыристо переплели, что ядро невозможно было разглядеть. И именно в центре этого артефакта бил мощный, яркий, теплый свет. Рука Ноэля сама собой потянулась потрогать странную штуку, как Грохан коротко всхрапнул и открыл глаза.
— Ты что здесь делаешь? — заорал он прежде, чем Ноэль успел отпрыгнуть на безопасное расстояние.
— Я пришел заниматься! — оправдался Ноэль, на всякий случай забегая за стол — Грохан мог запросто схватить и выкрутить ухо в запале, это было очень больно, хоть и совершенно не по-колдовскому обыденно, и очень обидно, учитывая возраст выпускника.
— Чем заниматься? Воровством? — проворчал маг, поспешно пряча амулет. Ноэль навострил уши и сделал стойку, как гончая. Тревоги в голосе Грохана было больше, чем злости. Это настораживало.
— А что это? — аккуратно закинул он удочку. — Я читал про такие. Похоже на ловушку для дьявола. Но разве они еще существуют?
— Не твоего ума дело, — огрызнулся Грохан.
— А что у вас в ней упрятано? — не сдавался Ноэль. — Такие штуки создавались для удержания мощнейших энергетических сгустков. Не боитесь, что вас разнесет на куски, если эта игрушка рванет у вас прямо на шее?
— Не рванет, — мрачно усмехнулся маг. — Она надежно запечатана.
— Значит, там у вас и правда что-то ценное, — важно покивал Ноэль.
Грохан шумно выдохнул и оповестил неизвестно кого:
— Этот мальчишка меня в гроб загонит!
— Не врите, — огрызнулся Ноэль, — вас, чтобы ухайдокать, очень сильно постараться надо. Да и потом, не хотите говорить — не надо. Сам узнаю.
Маг обрушил кулак на стол с такой силой, что массивный прибор для письменных принадлежностей взвился в воздух и приземлился уже на ковер. Ноэль не стал дожидаться продолжения и живо юркнул в коридор, справедливо решив, что с индивидуальными занятиями на сегодня покончено.
Тем временем приближался июнь, и вопрос о том, кому удастся выйти за ворота школы, сохранив свою бессмертную душу, а кому придется оставить Грохану самое ценное, оставался открытым. Атмосфера накалялась, и разговоры между учениками почти прекратились. Проходя мимо часов, неподвижно висящих у входной двери, выпускники нет-нет да и косились на огненные стрелки, которые горели все ярче и ярче с приближением ключевой даты — тридцать первого июня.
И вот наконец настал тот день, когда Грохан выстроил тринадцать учеников у двери в одну ровную линию и подошел к часам. Ноэль как обычно топтался в конце длинной шеренги сразу за Морисом Кавиллем, на котором лица не было от ужаса. Зубы его не просто стучали, а на этот раз выбивали некое подобие ритма. Точно барабанная дробь, которая нагнетает атмосферу и сопровождает торжественный момент.
— Знаешь, Морис, — не сдержался Ноэль, поворачиваясь к другу. — Мне будет этого не хватать.
Он был абсолютно серьезен. Проведенные в школе семь лет стали для него лучшим временем в жизни, хотя по сравнению с тычками и тумаками, которые щедро раздавала ему матушка Пибблс и ее шестеро сыновей, любое место, где исправно кормят и не бьют каждый день, показалось бы раем.
Морис повернул к Ноэлю абсолютно перекошенное лицо и клацнул зубами громче прежнего:
— Не боишься за свою бессмертную душу или у тебя ноги длиннее, чем у всех остальных, отросли?