В коробочке на блестящей атласной подушечке лежали две чёрные-пречёрные пуговицы, катушка с ниткой и иголка.
Другой Брюс улыбнулся.
— Традиционные. Но если захочешь, мы можем подобрать под цвет твоих глаз. — Он опустил руки, теперь скрестив их на груди, и один раз перебрал пальцами, словно ему не терпелось поскорее взяться за иголку. — Это совсем не больно.
— А… Зачем мне их пришивать?
— Чтобы ты мог остаться здесь, конечно же, золотце! — Другой Брюс ещё раз перебрал пальцами.
Тим замолчал, облизнул губы и задумчиво посмотрел на пуговицы, которые подарил ему Другой Брюс. Потом он посмотрел на пуговичные глаза Другого Опекуна и Другого Альфреда и нервно сглотнул.
— Можно я подумаю? — Он начал подниматься со стула, но Другой Брюс тут же оказался рядом и надавил на плечи, усаживая обратно. — Мне нужно домой, — выдавил Тим. — Там я всё обдумаю, и…
— Но ты уже дома, золотце, — произнёс Другой Брюс. Пальцы его сжали плечи Тима с такой силой, и голос его вдруг стал таким холодным, что сбежать захотелось только сильнее. — Ты дома, и здесь я. Разве тебя будут любить так же сильно там?
— К… конечно, — неуверенно выдохнул Тим. Руки у него на плечах сжались только сильнее. — Но я не могу принять такое решение так просто, я…
— Хорошо, золотце. — Теперь голос Другого Брюса приобрёл нотки металла. — Если тебе нужно подумать, я дам тебе время подумать. — Он вдруг схватил Тима за шиворот, грубо и резко, поднял его на ноги и поволок куда-то, прочь из столовой.
Пока они поднимались по лестнице, Тим вцепился в руку Другого Брюса, пытаясь разжать чужие пальцы, но тот держал только крепче. В конце концов он привёл упирающегося Тима к себе в кабинет и остановился перед высоким, в полный рост, зеркалом.
— Выйдешь, когда научишься радовать своего папочку вместо того, чтобы огорчать, — шепнул он Тиму на ухо и с силой толкнул прямо на зеркало.
========== Часть 2 ==========
Тим выставил перед собой руки, успев задаться вопросом, существуют ли в этом маленьком мире врачи. Он ожидал, что стекло разобьётся, и он изрежет себе руки, колени, лицо осколками, но вместо этого повалился на холодную землю.
Он оказался в кладовке, где было темно — ужасно темно. Но Тим всё равно заставил себя встать и развернуться. Он постучал несколько раз по стеклу, через которое упал в эту темноту, но ничего не добился. Он был заперт. И даже не видел, что происходит по ту сторону зеркала.
Когда его глаза привыкли к темноте, он снова развернулся. Вытянул руки, пытаясь нащупать стены, чтобы понять, насколько велика на самом деле его темница — и нет ли и в ней маленьких дверей, вроде той, через которую он попал сюда.
А потом в комнатке вдруг посветлело. Тим потёр глаза и быстро заморгал, пока не рассмотрел наконец трёх девочек примерно его возраста. Одна была облачена в пышное платье с оборками и широкополую шляпу, отчаянно напоминая Тиму то ли героиню пасторальных картинок про пастушек, то ли героиню какой-нибудь книги о колониальной Америке. Её светлые кудри рассыпались по плечам аккуратными локонами, а тонкими руками в перчатках она сжимала зонтик, обшитый кружевом по краю. Вторая, кажется, чуть старше, затянутая в слои национального китайского костюма, с тяжёлой причёской, смотрела на Тима то ли с вызовом, то ли с интересом. Третья поправляла осторожно пышную юбку в горошек, смотрела на Тима из-за стёкол очков в форме лимонных долек. Она напоминала старую рекламу с приторно-улыбчивыми домохозяйками.
— Вас он тоже сюда отправил подумать? — неуверенно спросил Тим.
— Нет, — сказала та, что была в национальных одеждах.
— Мы не думали, — пояснила её спутница. — Мы просто согласились. И он оставил нас себе.
— И выпил все наши надежды, все наши мечты, — покачала головой третья.
Она печально вздохнула, и девушки взялись за руки.
— Ты тоже, — сказала китайская «принцесса», — согласишься. Присоединишься к нам. От него сложно сбежать.