— Мы можем попрощаться? — тихо спросил её Коннер.
— Безусловно, — Лесли отступила на шаг и отвела взгляд, чтобы не мешать им.
— Выздоравливай быстрее. Помни, что тебя ждёт жена. И ребёнок скоро будет ждать. Хорошо? — тут же начал Коннер, повернувшись к Тиму. — Ты сможешь, дружище. Мы с тобой войну прошли, и чтобы там с тобой ни приключилось, ничего из этого не сравнится с тем, что творил Гитлер. Договорились?
— Да. Я скоро вернусь, — Тим кивнул и прикусил губу. Его пробрал озноб, и он обхватил себя руками.
Тим никогда не врал Коннеру, потому что Коннер всегда видел его насквозь. Его невозможно было обмануть. Поэтому Тим и Стефани научились недоговаривать. Скрывать правду до тех пор, пока не придёт время её раскрыть. Но сейчас они оба — и Тим, и Коннер — понимали, что это ложь. Тим врал, потому что было очевидно: он выйдет отсюда не скоро. И уж тем более ― не вернётся прежним.
— Передай Стефани, что я люблю её. И Тане, чтобы она поправлялась скорее, — с трудом выдавил Тим.
Они обнялись на прощание, Тим поднял сумку с земли и пошёл к входу в клинику. Не оборачиваясь, потому что боялся, что тогда он точно сломается.
— Обследование займёт около недели, мистер Дрейк, — Лесли забрала у него сумку и отдала одному из санитаров. — Потом мы назначим лечение.
Тим отстранённо кивнул, следуя за ней по коридорам и стараясь не осматриваться. Ему страшно было представить, что совсем скоро он может превратиться в одного из тех пациентов, которые целыми днями проводят, уставившись в стенку, и изредка бьются об неё лбом.
Документы он прочёл больше по привычке. Обсудил с Лесли несколько пунктов, касающиеся его выписки, когда он излечится, и отметил отразившееся у неё на лице изумление, но вслух об этом не сказал. Он поставил подпись везде, где сказала доктор, и только после этого санитар проводил его в палату.
— Твоего соседа зовут Джо. Джон Доу, вообще-то, но мы называем его Джо, — сказал вдруг санитар. Тим подозрительно сощурился:
— У него нормального имени нет? — ему хотелось ещё спросить «И зачем вы мне это рассказываете?», но этот вопрос он оставил при себе.
— Его нашли, а документов не было, — санитар пожал плечами. — Он тут с детства, как на улице подобрали. Он где-то ножик нашёл и порезал себе щёки. Смеялся как сумасшедший, плакал, говорят, весь тротуар кровью залил. Ему десять тогда было, что ли.
— И… и сколько он уже здесь? — Тим нервно сглотнул.
— Лет тридцать. Дольше всех здесь живёт, и вообще самый выносливый из пациентов.
— Вы знаете, — Тим сцепил руки в замок, чтобы не тряслись. — Это не самое воодушевляющее, что вы можете сказать новичку.
— Да что ты, — фыркнул санитар и замедлил шаг, пока не остановился у одной из дверей. — Джо, в общем-то, не буйный. Иногда бывают истерики, он начинает носиться по коридору, смеяться, приставать к санитарам. Но вообще он безобидный. В голове ему до сих пор десять, — санитар сделал вид, что улыбается, и открыл дверь. — Эй, Джо! У тебя новый сосед!
Джо не пошевелился. Он сейчас больше всего напоминал груду смятого тряпья. Тим шагнул через порог и осторожно сел на край своей койки, неуверенно глядя на соседа. Тот прижимал к себе костлявыми руками одеяло и упорно смотрел перед собой. Русые волосы были всклокочены, а губы замерли в улыбке, обнажая жёлтые зубы. В довершение ко всему его подушка была мокрой от слюны. Тима передёрнуло.
— Его отпустит через пару часов. У него вчера утром была процедура, — уточнил санитар, сделав только хуже. Теперь Тиму стало совсем дурно. А вдруг и он через пару недель будет так же пускать слюни? Джо совсем не походил на человека, которому подобные процедуры помогают.