<p>
В пятом классе Никодиму стало немного полегче, потому что у него появились новые учителя и среди них та, на уроках которой он мог отдохнуть душой. Она не обсмеивала его фантазии, позволяла самому выбирать темы для школьных сочинений, а потом зачитывала его творения всему классу и даже ставила их в пример. Это тешило уязвленное Димино самолюбие и побуждало его писать еще больше и красочнее, в том числе и специально для нее, Ирины Владимировны, которую он теперь буквально боготворил.</p>
<p>
Было у Никодима еще одно маленькое увлечение, в котором он долгое время никому не признавался, - кропать стишки. Началось это у него лет в десять, когда, в очередной раз побитый и униженный более сильными ребятами, он возмечтал улететь отсюда на Луну и доверил свои переживания бумаге. Удивительно, но они как-то сами собой срифмовались и вылились в два четверостишия. Такой способ релаксации пришелся Диме по душе - все лучше, чем сочинять бесконечные планы мести обидчикам, прекрасно понимая, что ни один из них ты никогда не решишься реализовать. Тетрадку со стихами он хранил в нижнем ящике своего письменного стола, под ворохом бумаг, и больше всего боялся, что кто-нибудь из домашних найдет ее и прочитает. Но как бы ты ни лелеял свои переживания, в глубине души все равно хочется, чтобы кто-то о них узнал. Тот, который их поймет и не подымет тебя на смех. Никодим долго боялся, но, наконец, переборол свой страх и в разговоре с Ириной Владимировной о стихотворениях Гумилева ввернул невзначай, что он сам уже больше года пописывает стихи, причем на схожие темы. Та немедленно заинтересовалась и попросила принести почитать. Дима поломался для порядка, но тетрадку все же принес, заранее трясясь, что теперь-то его точно обсмеют, и на том все доверие между ними кончится. Но нет, в ответ он получил вполне доброжелательный разбор своего творчества и несколько дружеских советов. Домой в тот день Дима летел, как на крыльях. Та, которую он так уважал, ПРИЗНАЛА ЕГО ПОЭТОМ! Он не знал, сможет ли он достойно расплатиться за это признание, но был уверен, что обязан хотя бы попробовать это сделать. Зная о существовании в поэзии жанра приветственных од, он зарылся в сборник стихотворений Ломоносова, которые посчитал лучшим для себя образцом, потом несколько вечеров трудился над листами бумаги, буквально высунув от усердия язык, и, наконец, выбрав наиболее удачный текст и переписав его каллиграфическим почерком, преподнес его Ирине Владимировне, когда они оказались наедине. В ответ она его расцеловала!</p>
<p>
Короче, в том, что Дима так до сих и не покончил с собой от жизненных невзгод, была только ее заслуга. Иногда он спрашивал себя, а не влюбился ли он в свою учительницу, и тут же с ужасом отбрасывал эту мысль. С ужасом, потому что прекрасно понимал, что никакие более близкие отношения между ними невозможны, что своим признанием он только ее подставит, и тогда им просто не позволят дальше общаться, а без этой единственной отдушины ему уже точно не жить!</p>
<p>
Стоит, впрочем, сказать, что в шестом классе интерес к нелюдимому романтичному Диме стали уже проявлять и некоторые сверстницы. Вот только сами они оставались для него всего только глупыми девчонками, пустыми балаболками, не способными поддержать никакой интеллектуальный разговор! А без осмысленного общения, приятного для обеих сторон, он себе никаких любовных романов просто не мыслил. К тому же его бесило, когда они называли его Димочкой. Он давно уже хотел избавиться от этого детского имени, пусть уж лучше звали бы, например, Ником на английский манер, хотя не знакомые с ним люди все равно тогда будут путаться и решат еще, чего доброго, что на самом деле его зовут Колей!</p>
<p>
Ирина Владимировна время от времени посвящала Никодима в разные мистические учения, которыми увлекалась сама, и он в целом представлял, чем она дышит, но даже его удивило, что она рискнула пройти какой-то жуткий обряд с бичеванием на Пушкинской площади, о чем немедленно оповестили все телеканалы и что вызвало целую бурю в социальных сетях. Когда она после этого появилась в школе, за ней следили сотни любопытных глаз, и все поражались произошедшим в ней переменам. Насонова держалась теперь, ну, просто как какая-то олимпийская богиня, реально при этом светясь, и даже более старшие коллеги робели под ее взглядом, что уж там говорить про детей! Никодим, возможно, тоже не рискнул бы вот так запросто подойти к этой новой Ирине Владимировне, но она сама к нему обратилась, попросив задержаться после урока. Он, конечно, остался, сгорая от любопытства, и услышал поразительные вещи, которые обычно взрослые детям не говорят. Главное, он узнал, в какое именно учение она оказалась посвящена и какие у нее теперь есть способности. Одно это по-настоящему его впечатлило, не говоря уже про оказанное ему доверие. Еще он понял из их разговора, что она по-прежнему хочет с ним заниматься, причем только с ним одним изо всей их школы, и ради него готова даже терпеть всех этих тупиц, но была бы очень рада, если бы сам Никодим смог перейти на более высокий уровень духовного развития, тогда она сможет дать ему и то, чего он сейчас, в своем нынешнем состоянии, просто не поймет. Не, он, конечно, охотно перешел бы, вот только, как это можно сделать, она ему так и не сказала.</p>