— Нет, — Анна с сожалением покачала головой. — Хотя… Не знаю, поможет ли это. Марго разговаривала с убийцей. Она просила денег за молчание, иначе грозилась рассказать, как «они возвращались с пустыря посреди ночи». И что важно, этот некто дал ей золотые часы, украшенные какими-то камнями.
— Эти? — Яков Платонович достал из кармана часы Косанского.
— Да, похожи. Очень.
— Интересно, — задумался следователь, этот факт, пусть и косвенно, связывал Терентьева с убийством Марго. — Вы наверняка слышали, что у меня не так много времени на поиски драгоценностей. А фокусник молчит, словно язык проглотил. Есть, конечно, надежда, что Нимфа заговорит, но… — Он заглянул ей в глаза, набрал воздуха в легкие, приготовившись говорить, и вдруг усмехнулся. — Мне право неловко об этом просить. — Он отвел взгляд, облизал губы, собираясь с мыслями, и вновь смущенно усмехнулся. — Надеюсь, я не выгляжу так же глупо, как себя чувствую.
— Яков Платонович, вы меня интригуете, — настороженно отозвалась Анна.
— Не могли бы вы… спросить у Настасьи или Марго… вдруг им что-то известно, — он указал глазами на потолок, — с высоты их полета.
Вид у Анны стал какой-то растерянно-участливый, глаза задорно искрились, губы подрагивали, казалось, ей стоит больших усилий, чтобы не прыснуть со смеха. Наконец, она взяла себя в руки и, переведя дыхание, уточнила:
— Вы в самом деле просите меня пообщаться с духами?
— Да, если… вас не затруднит. Я не очень понимаю, как это происходит.
Девушка все же не выдержала и рассмеялась. Удивительно, но вся неловкость Штольмана растворилась, и он тоже улыбнулся.
— Поверить не могу, что услышала это от вас, — произнесла Анна по-прежнему с улыбкой в голосе.
— Так случилось, что за последние пару дней я сменил свое мнение в некоторых вопросах.
Она поймала его взгляд: внимательный, нежный, таящий нечто большее в своих глубинах, чем он мог сказать вслух.
— Да, — кивнула Анна. — Я помогу вам.
***
К тому времени, как Штольман с Анной приехали в полицейское управление, Коробейников уже успел снять показания с доставленной прямиком из больницы Нимфадоры Рыжковой. Она раскаивалась и плакала, причитала, что ее, бедную, бес попутал, что ничего против начальника отделения она не имеет, и лишь от большой любви к Игнаше схватилась за револьвер.
— Да, полноте, госпожа Рыжкова, — прервал ее Штольман, забавляясь вспыхнувшим в ее глазах раздражением. — Не поверю я, что хладнокровная убийца, без зазрения совести расправившаяся с двумя женщинами, вдруг поглупеет от любви.
— Что? Убийца? — она растерянно переводила взгляд с одного сыщика на другого. Вид у нее был как у загнанной кошки: напуганная, взъерошенная, даже ощетинившаяся, но готовая в любой момент выпустить когти и драться насмерть. Она вдруг взглянула на Анну, присевшую на стул около стола Штольмана. — Вы вот правильно сделали, что Зарку арестовали? Я, между прочим, с самого начала ее подозревала.