Дух перенеслась на верхнюю палубу в самый центр хаоса, готовая противопоставить силе кракена собственную, что полнила её существо, пронизывала, точно густой сетью, хотя Жемчужина и не понимала, что это за сила, чем порождена или кем дана ей. Воздух пропитался страхом и потрескивал от резких командных голосов. И голоса Джека Воробья среди них не было. Нимфа быстро обернулась, и её взгляд тут же поймал лодчонку, одиноко покачивающуюся на волнах на полпути к суше. Он ушёл. В самый последний момент. Не о том ли она просила?.. Шлюпка тяжело, но всё же неминуемо отдалялась от обречённого корабля. А Жемчужина не сводила с неё глаз — когда из воды поднялись гигантские щупальца, когда поползли по бортам, оскверняя смольную краску ядовитой слизью, когда уровень человеческого ужаса достиг пика, когда от стука сердец можно было оглохнуть… Звучали голоса. Один её собственный: «Брось и беги прочь. Спасайся!». Другой — голос Джека, упрямый и дерзкий: «Вместе и до конца, дорогуша». Как странно и неправильно, она — порождение морских сил и людских легенда — чувствовала… сожаление? Если это вообще возможно. Что-то невидимое сжимало её изящную шею, заставляло стискивать зубы, и, как бы отчаянно ни пыталась нимфа ухватить за эту неосязаемую удавку пальцами, новое ощущение никуда не пропадало, лишь становилось сильнее с каждой секундой. И вдруг, словно бы очнувшись, словно бы вспомнив о чём-то крайне важном, Жемчужина решительно тряхнула головой, через силу уводя взгляд от одинокой шлюпки. Кракен подбирался к шпигатам. Хранительница плавно запрокинула голову, закрывая глаза. Над кораблём зазвучала тихая диковинная песнь — её никто не слышал, но нутром каждый ощущал пропитанные силой слова на неизвестном наречии.
Noh mede diu ohmare-o
Noh de me-o se ya noeh.
Noh mode yo ohmare-o
Ovamieh se ya noeh.
Голос её был полон печали и преждевременной скорби, словно она уже потеряла всё и с трудом выводила прощальную песнь, взирая на осколки того, что некогда было ею. Жемчужина слилась воедино с кораблём, пропуская через себя мощь заклинания. Магия просачивалась сквозь щели, проникала сквозь волокна канатов, впитывалась в доски, покрывала корабль от киля к топам мачт невидимой человеческому глазу пеленой, сотканной будто из лунного света. Глаза мистерии вспыхнули бушующим в ночи штормом. Кулаки сжались, впиваясь ногтями в ладони.
«Огонь!» Залп шестнадцати орудий. Грохот опадающих на палубу щупалец. Жемчужина провожала сползающие за борт конечности холодным взглядом: она слышала, нутром ощущала дикий вой раненного монстра — полный боли и стократ большей ярости. Кракен уже был проклят услужением Джонсу, отдан ему морской богиней то ли на милость, то ли на растерзание, и был посланником его гнева, но теперь кипящая злость стала его собственной, теперь у «Чёрной Жемчужины» не осталось ни шанса. Каково бы было человеку сознавать такое? Люди на борту пиратского фрегата боялись и, при этом, нарочно не хотели признаваться в собственном бессилии против кракена, будто бы это могло что-то изменить. Жемчужина не понимала, почему они не пытаются сбежать, бросить корабль, а намерены сражаться до последнего, в глубине души понимая, каков будет исход. И дело было даже не в отсутствии уцелевших шлюпок. В том, что ей ещё было неведомо. Свою же участь хранительница приняла как данность.