— Люди? Чаще всего всё дело в близких людях, — она перевела взгляд на свои растопыренные пальцы, что-то обдумывая. Чонгуку хотелось забраться в её черепную коробку и узнать её мысли, пробраться внутрь и навести там порядок по своему усмотрению, чтобы было легче понимать и читать её. И вот она снова с лукавым взглядом и хитрой улыбкой обернулась к нему. — Глянь карты, они пока ещё не ошибались.
Чонгук вытянул «Королеву земли», сморщился недовольно, потому что по опыту знал: Рен всегда выпадала эта карта. Карта девушки, чьи мечты и надежды, были стерты в пыль. Девушки, что осталась без смысла и испытывала отчаяния наравне со страхом.
— Знаешь, — произнесла Тэндо, бросив быстрый взгляд на карту и на недовольное лицо Чонгука. — У этой карты есть и другое значение: время может вылечит любые раны. Может быть, они хотят тебе сказать, что ты сможешь вынести эту потерю?
Чонгук активно замотал головой, хватаясь за эту идею, как за единственную спасительную соломинку. Это было лучше, чем думать о том, что он может потерять Рен так быстро и безвозвратно. В груди от этих мыслей что-то предательски сжалось и не планировало разжиматься обратно. В поиске успокоения, Чонгук протянул руку и притянул девушку к себе, укладывая её голову себе на колени. Ему нравилось перебирать пепельные пряди, разглядывая, как они переходят в сиреневый цвет.
— Завтра ты покажешь мне свою форму, да? —с довольной улыбкой спросил Чонгук, зачерпывая пальцами новую волну прядей. Лицо у него было по-детски радостное и счастливое, глаза распахнуты широко, брови вздернуты, губы приоткрыты. Он в предвкушении.
— Покажу, — Рен снисходительно улыбнулась, прикрывая глаза ладонью в говорящем «какое же ты дитё» жесте.
И Чонгук снова довольно улыбнулся, запрокидывая голову — наконец-то. Он больше двух недель уламывал её обратиться в лису. Любопытство его практически сожрало и начинало грозиться закончить начатое ещё до обряда. В такие моменты, Чонгук очень даже ратовал за старые обычаи, согласно которым фамильяр на церемонии обряда обязан был показать свою животную форму.
— Спасибо, — сорвалось шипящим звуком с его губ неожиданно, но как ему показалось очень даже к месту, потому что он в это «спасибо» закладывал много всего. Например, благодарность за доверие, за приют, за поддержку, за честность, за терпение и за снисходительную улыбку, как сейчас, когда хотелось стереть её своими губами.
Рен кивнула коротко, а Чонгук силился отпечатать в сознание этот момент. Момент, когда они вот так легко гадают на картах, шутят и говорят чаще невпопад, но будто о чем-то важном и личном. Момент, когда тепло и спокойно, когда ещё ничего не разрушено, когда он ещё не потерял свою «всадницу». Даже дурацкий трот стал мелодичнее, сливаясь с обстановкой и становясь заключительной нотой этого вечера, когда всё сложилось, как надо. Возможно, он все-таки сможет дать ещё один шанс дурацкому приложению с музыкой.
На фоне её размеренного дыхания, когда его пальцы прочно застряли в её волосах; на фоне этого разливающегося по венам спокойствия, в голове Чонгука пульсировало: «Убью его, убью без каких-либо сожалений или угрызений совести, без раздумий. Убью, потому что завтра она станет официально моей, а я ненавижу, когда мои вещи ломают».
========== 5. ==========
Комментарий к 5.
Дзин — магическое слово в сочетание с определенной комбинацией движений позволяет Рен перевоплотиться в лисицу. Подобная фраза имеется у каждого магического существа, способного принимать и животный, и человеческий облик.
Ловкие и тонкие ручки Суён порхали над головой Рен, складывая пепельные пряди в затейливую прическу: тут тебе заплести косички вдоль висков, там придать объем у корней, здесь подкрутить кончики. Ногицунэ терпеливо сжимала губы и рваный край джинсов на коленках, чтобы не сорваться и не выругаться. Тэхён смотрел на это зрелище с каким-то сожалением и пониманием. В общем, энтузиазмом блистала только Суён — на этом и выезжали.
— Волнуешься? — бархатный голос Тэхёна вспорол ещё прохладный утренний воздух. Они курили на небольшом балконе, увитом плющом.
Рен смаковала табак и вопрос на языке, обдумывая и переваривая услышанное. Могла ли она ему сказать — «У меня разорвано сердце» и не услышать при этом треклятое — «Время лечит».
Не лечило оно ни черта.
И сердце, которое кровоточило, болезненно царапая рёберную клетку при каждом ударе, лишнее тому подтверждение. Да, с появлением Чонгука в её доме, боль начала притупляться, стачивая свои острые края о его непробиваемую искренность и уверенность в своих силах. Но было ли этого достаточно, чтобы вылечиться до конца?