Джек, бессильно взвыв, понимает с ужасающим ощущением, что Джейми верил в полет, не испугавшись даже тогда, когда почувствовал нестерпимую боль от острых камней, которые от удара разрывали его внутренние органы.
Темнота поглощает, наконец и спасительно, и Дух Холода задыхается, ощущая всё ещё себя безвольной куклой-человеком в иллюзии защищенности, не то растерзанной марионеткой света и добра. Но на счастье, в последнем островке себя осознанного, Джек медленно теперь ощущает пол, все тот же литой и каменный — плиты ледяного, покрытого острыми морозными узорами, пола в сырых подземельях. В горле песок и глотку дерет словно крапивой. Джек обессилено опирается дрожащими руками об черно-белый камень, низко держа голову опущенной, и жмурится, не в силах сделать хоть одно движение, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться или что-то сказать.
Убивающая усталость и горечь накатывает новой беспощадной волной, и его шатает в сторону, а тишина просто дьявольская, уничтожает своим мертвым укором. И он этому поспособствовал…
Джек медленно, словно в дреме, приходит в себя, обнаруживая, что сидит посередине того плаца на котором сражался с Кромешником. Если это можно назвать сражением.
Его посох где-то недалеко, но сейчас юному Духу Холода плевать, настолько всё равно, что даже, если бы сейчас его оружие второй раз сломали и выкинули в пропасть, он бы мало придал этому значение.
Всё! Всё за что он боролся, всё что было смыслом!
Тот, кто стал смыслом, чтобы радоваться, дарить ту самую радость… Какая же мерзость и тупость. Джек морщится и, наконец, медленно поднимает голову, боковым зрением замечая темную фигуру возле одной из стен подземелья. Кромешник, как ни странно для своего статуса и меры поведения, мрачнее тучи и всё такой же злой, сидит возле стены на полу, вытянув одну ногу, на другую же, поджав к груди, опирается сложенными руками, и явно сейчас не заинтересован в Джеке; взгляд Короля устремлен сквозь беловолосого мальчишку куда-то вдаль, вне пространства.
— Долго? Сколько времени прошло? — сипло едва выговаривает Джек, желая вообще заткнуться и просто провалиться ещё глубже, — Сколько… месяцев… лет?
— Лет? — едва ли насмешливо переспрашивает Дух Страха, впервые за все эти часы, переводя взгляд на паренька, — Сутки, Джек. Ты не в себе сутки.
— Орал? — кривя губы, продолжает Ледяной Дух, даже не обращая внимания на ядовитую усмешку Короля Кошмаров.
— А по собственным ощущение сорванных связок разве не ясно?
Питчу вовсе не до пререканий и даже не до оскорблений. Он-то думал, что вновь защитнички веры и чуда решили его потерроризировать, настроить единственного нормального против него окончательно, а тут… Это злит его, злит и выбешивает, ровно и то, что пришлось пройти самому Фросту за это короткое время. Питч незаметно скашивает взгляд, мельком скользя по мальчишке. Хреново сейчас ему…
— Ясно… — почему-то отвечает Джек, хотя сам не понимает, почему продолжает этот разговор, — Всё теперь ясно…
Горло вновь сдавливает горьким комом, и Ледяной мальчишка резко зажмуривается, пытаясь сдержать всхлип или новый крик, хотя его тело подсказывает, что на что-то громкое сейчас попросту не осталось сил.
— Убьешь меня? — почему-то без страха, словно нечто должное, спрашивает Фрост через ещё полчаса проведенных в давящей густой тишине.
— Зачем? — хмыкает мужчина, всё-таки приняв для себя кое-какие решения.
Кромешник наконец поднимается с пола, принимая свой прежний статный и надменно-холодный вид, не показывая и доли эмоций нестабильному юному Духу Мороза, — Ты решил последовать примеру своего почившего друга? Или тебе свет настолько выжрал мозг и эмоции, что бесстрашно решил кинуться на амбразуру бессмысленного смертия?
— Я… — Джек осекается, поднимает затравленный взгляд на стоящего над ним Бугимена и теряет все слова, смотря в эти желтые глаза.