Астрид проклинала тот день, когда у Иккинга получилось сбить Ночную Фурию. Потому что после той крайне тяжелой зимы налёты возобновились и стали намного более жестокими.
Она, не брезгуя, пользовалась многими открытыми Иккингом уловками, яростно сражаясь с любыми врагами, будь то драконы, Изгои или просто наёмники каких-то богатых, недружественных Олуху родов.
На стене собственной комнаты она давно уже повесила несколько драконьих голов.
Самая сильная из своего поколения, Астрид кипела от жгучей, невыносимой ненависти к драконам, которых убивала без колебаний, без малейших сожалений.
За гибнущих товарищей.
За Иккинга, которого они не сумели уберечь.
За то, что Фурия оказалась слишком умной.
Да, Астрид читала дневник Иккинга, найденный в его комнате. Она узнала всю историю знакомства этих двоих.
Проявленная парнишкой слабость. То, как дракон медленно втирался в доверие. Если бы она оказалась на месте Фурии и обладала бы теми же целями, то поступила бы точно так же.
И именно за это она ненавидела ту тварь, как и всех драконов. Как и все окружающие её люди.
Люди сражались, люди гибли, люди всё больше и больше ненавидели.
Но самое страшное было даже не в этом — ненависть была всегда, она есть ровесница самого рода человеческого, а потому удивляться ей было бессмысленно и даже глупо.
Самое ужасающее было в другом.
Ночная Фурия вернулась.
Никто не знал, тот ли это вообще дракон или другой. Никому не было до этого дела, но зато все поняли, что сбитая Иккингом Фурия была, как оказалось, весьма тактичной и милой особой!
Новый посланец гнева Тора не был так снисходителен к людям.
Фурия не просто обезвреживала вышки с катапультами — она целенаправленно убивала совершенно конкретных людей.
Астрид порою казалось, что это сам Иккинг мстил за своего дракончика.
Но, несмотря на все открывшиеся факты об этом храбром, но оступившемся мальчишке, она знала, что его сердце слишком чистое и доброе, чтобы мстить.
Только если он ожесточился до такой степени после собственного предательства…
Да нет! Быть такого не могло!
Но понимание того, что Фурия выбивает тех, кто участвовал в убийстве Беззубика — как можно было назвать эту тварь таким безобидным и даже, о Боги! милым именем? — приводило девушку в ужас.
Её руки не были окроплены в крови Порождения Молнии и Самой Смерти, но от этого не становилось легче.
С самого появления новой Фурии, ей снились полные отчаяния зелёные глаза. Они молили о помощи, они кричали от боли, они заглядывали в самые потаенные уголки её души…
Но Астрид не могла определить, чьи это глаза, Иккинга или… его дракона.
Зато девушку нескрываемо радовал тот факт, что Сморкала теперь точно не станет вождём ни при каких обстоятельствах. Раньше, в случае гибели Иккинга, титул наследника переходил бы к младшему Йоргенсону, как к ближайшему родственнику вождя из её поколения.
Вот только Стоик не растерялся и сделал себе нового сына.
И дочь.
Видимо, для полноты комплекта.
***
Стоик, не скрывая улыбки, наблюдал за тем, как Астрид возилась с его детьми.
Со своими племянниками.
Боги, как тесен архипелаг!
Он и думать не мог, что его новая жена окажется двоюродной сестрой юной воительницы из рода Хофферсон, что они окажутся так неуловимо и ужасающе похожи — видимо, сказывалась общая кровь.
Никто и подумать не мог, что у этой чересчур воинственной девушки вдруг окажется такой талант к общению с маленькими детьми.
А уж то, что она станет лучшей подругой Инги…
Никто и помыслить не мог.
С рождением наследников Стоик явно воспарял духом, хоть не все и не сразу смогли это заметить — он продолжал сохранять своё вечно мрачное, не предвещающее ничего хорошего нарушителям его покоя лицом. Но глаза перестали быть потерянными, они стали лучиться каким-то светлым ожиданием перемен в будущем…