«Сила, небом дарованная, Разум отнимет!»
Ну почему, почему он не прислушался к словам Видящей?! Ведь его честно предупредили, предостерегли и даже указали, откуда ждать беды, откуда придёт к нему несчастье!
«Не давай огню в твоём сердце ослепить тебе глаза!»
Именно Огонь, именно свет ослепил его, а не Тьма, как бы то не твердили суеверные и крайне религиозные, к удивлению парня, люди.
И не только люди.
Свет.
Не тьма.
А он ведь сначала слушал наставления Мирославы, следовал её словам — и помнил, для чего всё это вообще затевалось, ради кого он всё начал и почему он сумел столького достичь.
Вспомнил, как сам не принимал излишней жестокости.
Вспомнил, как ненавидел людей, его окружавших, именно за эту необоснованную ничем жестокость, за наслаждение убийством, за жажду крови и рождённых из неё побед.
Побед на костях и грязи.
Почему он позволил себе забыть?
Какое он имел право забывать?!
Что бы сказал на это Беззубик? Не Руни, выросший на глазах у Арана, под его чутким присмотром и, несмотря ни на что, хоть и имевший своё мнение, но, увы, во многом, практически во всём, следовавший указаниям своего названого брата, а именно его Беззубик.
Его брат.
Его наставник.
Нет.
Он был братом и Мастером именно Иккинга, пусть тот и не знал об этом тогда.
Беззубик никогда не был знаком с Араном.
Он никогда не был знаком с ним, с Араном, с каждым днём, с каждым мгновением, казалось, становившимся всё более жестоким и циничным, перестававшим считаться с чужим мнением, кроме собственного, перестававшего ценить чужие жизни, кроме жизней избранных для него Разумных, навязывавшего всем и вся свою Волю, запугивавшим целый Архипелаг и даже больше.
Всё так же холодно и равнодушно светила луна.
Всё так же спокойно и безмятежно было черневшее внизу море.
Всё так же не подавала признаков улучшения своего состояния Сатин.
Никто не заметил, и ничто не стало свидетелем того, как вновь рухнул его мир, как в который раз наступил его собственный, никем не увиденный конец света, как разрушилось всё то, чем он жил и во что верил годами.
Опять.
В который уже раз.
Всё — зря.
Всё — напрасно.
То, для чего всё это затевалось, то, ради чего начал он своё триумфальное восхождение к самой вершине, то, ради чего Аран вообще возложил на себя ответственность бытия Королём Гнезда, очень и очень большого Гнезда, уже давно не было тем, к чему шёл он теперь.
Он потерял себя.
Кровавый Владыка.
Да, Иккинг уже много лет как умер, но хотел ли он, чтобы его последователь, его… наследник? стал так зваться, и при этом — заслуженно, нисколечко не преувеличенно?
Не хотел бы.
Только не этого.
Аран сухими и, казалось, больше неспособными плакать глазами смотрел куда-то в сторону горизонта, на котором уже начинала заниматься заря, и он с ужасом и, одновременно с этим, с мстительным по отношению к самому себе, удовольствием, понимал, что готов был прямо сейчас променять всю имевшуюся у него власть на жизнь для своих родных и на свободу.
Нет больших рабов, чем Короли.
Те — или слуги своего народа, или своих амбиций, или собственного безумия.
Так или иначе, тем или иным образом, но он прекрасно попадал под это правило — всё происходившее за последние месяцы, если даже не годы, это только, увы, подтверждало.
Он сам был виноват в сложившейся ситуации.
Сам.
Только он.
Аран, замерший и даже, казалось, переставший дышать, вдруг ощутил, словно оказался в бескрайнем тёплом море — воды не ощущалось, но её давление — очень даже да.
Та самая энергия, что он видел раньше, медитируя.
Она — всюду.
Она — во всех живых, во всём на этом свете, в каждой частичке этого мира.
В каждой частичке его самого.
Эта энергия словно струилась внутри него — потоками ничем не сдерживаемой лавы, обжигая и причиняя боль, но отрезвляя его от того кровавого угара, в который он погрузился, и давая понять — она есть, она тут.
Она с ним.
Что ему лишняя потерянная капля?