Джейме видит ее полностью обнаженной при свете еще через две недели, и это после Харренхолла впервые. Бриенна вздрагивает и напрягается, пока его пальцы обходят все шрамы, новые и старые, все веснушки и все складочки, бугорки и впадинки. Она едва дышит под ним, пряча взгляд.
Джейме заставляет ее быть сверху в сорок третью ночь. Ей немного больно поначалу. Это настораживает Джейме и слегка заставляет паниковать. Ему не хочется, чтобы она терпела его, ему нужно обоюдное желание. Узость ее лона не столь природна, это все, кажется, ее тренировки и то, что она бегает, прыгает и отжимается каждое утро, тогда как Джейме по-львиному ленится, предпочитая смотреть на ее возню и пыхтение перед тем, как снова затащить в постель.
Он открылся ей и отдался, взял ее и дарил себя, снова и снова, и были ночи, когда они удовлетворяли друг друга до тех пор, пока даже руки не уставали, губы пересыхали, и оставалось только смотреть друг другу в глаза, пока сон не победит обоих.
Он влюблялся в нее с каждым днем все сильнее, и боялся, что это не настолько взаимно, как ему того хочется. Два раза он ломался и принимался допытываться истины, доводя женщину до отчаяния. Где-то после сорок третьей ночи.
Он хочет знать, почему она отдалась ему. Он хочет знать, почему она не сделала этого раньше или не сделала вовсе. Он хочет знать, не предпочла бы она отдаться кому-нибудь другому…
Бриенна потянулась рядом, под его рукой, и Джейме улыбнулся, ложась обратно под меха и обнимая ее сзади.
— Мне снился Тарт, — пробормотала она спросонья, ловя его руки — кисть левой и уцелевшее запястье правой — и подкладывая себе под голову, — Хайл Хант и какой-то сир, похожий на Гору, сражались прямо во дворе нашей старой мельницы…
— Сражались за тебя?
— М-м. Нет, просто сражались. А почему ты спросил?
Джейме ревнует ее так сильно, что сам себя боится.
— Ты сама не знаешь, как хороша, Бриенна, — прошептал он, прижимаясь щекой к ее груди и прислушиваясь к учащающемуся биению сердца, — жаль, что ты мне не веришь.
— Рано или поздно тебе надоест.
Она не добавила «сир». Но несказанное, слово это как будто прозвучало. Джейме прищурился, в отблесках огня изучая тени играющие на ее обнаженных длинных ногах. Поймав его взгляд и мгновенно застеснявшись, она попыталась коленями надвинуть одеяло выше. Бесплодная попытка.
Приподнявшись на правой руке, он повел ладонью по ее бедрам, к пупку, огибая мускулистую мощность бедер — таких мягких под ним, таких бесстыдно гладких, да бывают ли вообще женщины такими? — накрыл ладонью ее грудь.
«Она стала больше», — отметив это, Джейме сглотнул. Так уже было в его жизни, с Серсеей. Четырежды. Но в случае с Бриенной оказалось заметнее. О том, что у нее задержка, он уже знал, а вот Бриенна этот факт игнорировала с потрясающим равнодушием. Неужели она настолько безразлична к себе?
Он представил себе женщину в будущем. Представил ее статную фигуру, смягченную материнством и сытной, спокойной жизнью. Сложно было не думать о Тартской Деве в таком ключе, особенно если учесть, что одичалые говорили о ней каждый день, а он, сберегая в тайне их отношения, вынужден был молча слушать и терпеть весь этот бред.
Вряд ли кто из них готов был бы рискнуть на самом деле, но даже клятвы вроде «ради задницы Красотки Бри» или «чтоб Красотка топтала меня ножками» в определенном смысле ранили.
«Она никого из вас не хочет. Она моя».
Печальная правда была в том, что он уйдет за Стену и вряд ли вернется. Иные не станут смотреть на цвета его флага. Не позарятся на золото. Повезет, если его сожгут до того, как он превратится в живого мертвеца. А Бриенна… отправится за ним и умрет с ним вместе. Ее изнасилуют одичалые. Изнасилуют и ограбят свои же, южане. В списке возможных бед, которых боялся для Бриенны Джейме, изнасилование присутствовало обязательно. И ничто не сдержит ее от того, чтобы отправиться за Стену. В запасе ни единой неисполненной клятвы…
Его осенило.
Мгновенно пришедшее решение окрепло, превратилось в единственно верное. Он не даст Бриенне погибнуть, вместе с ним или мстя за него, неважно.
— Выходи за меня, — выдохнул Джейме.
Это было так просто, решение настолько правильное, произнеся его, он сам удивился, почему так долго тянул. Сейчас ему казалось, это именно то, что он должен был сделать, едва встретив ее.
— Что?
— Выходи за меня, женщина. Давай поженимся.