– Не хочу я туда ходить, – рассердился Атипа.
– Да ты вернешься раньше, чем домоется посуда. Тебе что, жалко?
– Я кое-чем хотел еще заняться, вытяжка в шлюзе не...
Они спорили ровно столько, сколько было идти до дома Тави. Когда Лика начала между репликами ловить ртом воздух, Атипа, грохнув стулом, поднялся и заявил, что сейчас сам позвонит Эрнике. Он говорил с матерью Тави не больше минуты, а потом, источая пессимистическое торжество, сообщил, что та советует всем сидеть по домам. И Хинта с Ашайтой пошли к себе.
У братьев Фойта была общая спальня. Нижний ярус встроенной двухъярусной кровати, соединенной со шкафом, переполненным всяческим детским хламом, принадлежал Ашайте – там жили его любимые мягкие робо-игрушки, зверята-терриконы. Эти желтоглазые искусственные существа, покрытые лохматой фиолетовой шерстью, умели петь и говорить. Еще они, как Иджи, реагировали на руки младшего, и иногда он с их помощью исполнял свою странную музыку. У другой стены был рабочий стол и обучающие терминалы: один маленький, стандартный, для Хинты, и необычный, специально заказанный из города, для Ашайты. Над терминалами развернулся во всю стену детский шедевр Хинты – барельеф с изображением погибших в бою машин Притака. Края композиции были оформлены полупрозрачными глыбами поддельного льда, а из ее центра выступали вперед тщательно вырезанные из пластика пушки, шестерни и молотилки. Выкрашенные в цвета стали и сажи, они выглядели совсем как настоящие. Борта машин Хинта сделал красными, на них огнем горели знаки отличия и темнели прожженные с помощью фратовой мини-горелки пробоины.
Хинта снял терминал со стола, забрался в свое уютное гнездышко на верхний ярус кровати, и уже оттуда вызвал Тави. Тот ответил сразу, его лицо заполнило весь экран. Выглядел Тави взъерошенным, расстроенным и потерянным, глаза слегка покраснели. В комнате у него приглушенно играли стремительные танцевальные драйвы Джидана.
– Ты как? – спросил Хинта.
– На юго-восточной границе шестнадцать человек пропали за последние три дня. В том числе родители Дваны. – Это был одноклассник Тави – не близкий друг, но пару раз они все вместе ходили в ламрайм. – Я уже звонил ему. Он сидит с теткой и очень за них боится. А я... я не знал, как с ним говорить.
На короткое мгновение Хинта словно бы утратил ключи от всего; слова скрылись, исчезли, их было не найти.
– А как, – наконец, выдавил он, – как они пропали?
– Они были в отряде из четырех человек, занимались разметкой нового поля – ну, знаешь, Джифой понемногу расширяет свои владения за счет пустошей. Они работали в полевых условиях, ночевали у семьи фермеров-крайняков. А потом в очередной раз ушли ставить метки – и просто исчезли. Три дня назад.
– И никто не поднял тревогу?
– Фермеры решили, что отряд закончил работу и перешел на новый участок. Никаких вещей они не оставляли, так что никто их не ждал. Беспокоиться начал Джифой, когда сутки спустя не смог выйти с ними на связь.
– А семьи?
– Не знаю. Но, видно, никто им не звонил.
– Наверное, они были за пределами нашей вышки, и все привыкли, что с ними нет обычной связи.
– Да, может быть. – Тави отстранился от камеры, и стало лучше видно его комнату: узорчатые панно и гирлянды крошечных разноцветных лампочек, свет от которых радужными треугольниками ложится на барельеф с двуликим Джилайси – правая половина его лица молодая и яростная, левая – мудрая и печальная, иссеченная морщинами и шрамами. – Джифой послал восемь человек на поиски. Те нашли только четырех охранных дронов и остатки полевого лагеря.