— Ты слыхал, что снова учудила вошь лысая? — поинтересовался краснолюд с роскошной иссиня-черной бородой до пояса у своего молодого товарища. — Поборы с осени повысил, мать его растак! Я глашатаю евойному физиономию от таких новостей начистил, да толку-то! Овес замерзший зимой жрать будем, зуб даю!
Его собеседник расстроенно махнул рукой и залпом опустошил кружку с пивом. Их разговор едва слышался на фоне бурных обсуждений проходившей за соседним столиком битвы «Скоя’таэлей» с «Нильфгаардом». Эльф, возглавлявший в этой схватке «Скоя’таэлей», мужественно защищался от обвинений в прохиндействе, но публика была всецело на стороне черных.
— Виват! Слава атаману! — дружно поприветствовали Ольгерда стражники из-за круглого стола, подняв кружки с пивом над головами. Судя по всему, они не покидали корчму с того самого вечера, когда Ольгерд показал туссентскому рыцарю настоящее реданское гостеприимство. Улыбки стражников говорили сами за себя — зубного лекаря в Оксенфурте позволить могли только самые состоятельные.
Любимец публики ограничился коротким кивком.
Маргоша вытаращила глаза, завидев моего спутника. Эта обладающая недюжинным даром убеждения женщина заставила двух разодетых господ за лучшим столиком в корчме буквально раствориться в воздухе. Не знаю уж, что за чудеса дипломатии, но вид на сцену она нам обеспечила изумительный.
Звонким шлепком ниже поясницы Маргоша отправила к нам свою самую расторопную помощницу, донельзя хорошенькую девушку в темно-зеленом платье с глубоким вырезом. Она робко поинтересовалась у Ольгерда, вцепившись в поднос:
— Чего изволите, милсдарь фон Эверек? Вашего любимого туссентского не желаете?
Ольгерд окинул ее взглядом с ног до головы. Армия «Нильфгаарда» тем временем была разбита, а остроухому теперь противостоял краснолюд.
— Удиви меня. Хочется отведать чего-нибудь необычного.
Бедняжка залилась румянцем, пытаясь решить эту сложную задачу. Ее лицо омрачилось еще сильнее тем, что солист любительского ансамбля наконец-то добрался до куплета про третью девицу.
— Ковирскую солодовую брагу завезли! — выпалила девица. — А к ней прекрасно идут телячьи ребра с жареными грибами…
— Дорогая, я велел тебе удивить меня, а не выкладывать все сразу, — Ольгерд расправил усы, слегка улыбаясь.
Это обращение произвело на девушку неизгладимое впечатление, и она умчалась со всех ног в сторону кухни. Чудесно, а я что, буду духом Лебеды питаться и утренней росой запивать?! Маргоша с нескрываемым смехом наблюдала за этой картиной и решилась прийти мне на помощь: принесла суп с клецками и лучший краснолюдский эль.
Давненько меня так быстро не обслуживали: стол во мгновение ока оказался уставлен соленьями и телячьими ребрами, а передо мной красовалась заполненная до краев миска супа. В кубке Ольгерда плескалась солодовая брага, чуть ли не выливаясь через край. Доселе невиданный мною напиток источал аромат дубовых бочек и молодой коры.
— Расскажи мне, что именно ты попросил у о’Дима?
Если ему все же нужна моя помощь, придется раскрыть карты. Глубокий глоток — и эль блаженно разлился по горлу, оставляя после себя легкую горчинку. Я уже чувствовала, как вкус к жизни вновь просыпался.
— Вернуть роду фон Эвереков былое состояние и жить так, как будто и нет никакого завтра. Взамен же о’Дим одарил меня куском камня в груди, — поморщившись, Ольгерд залпом осушил кубок.
Я едва заглушила смешок, представив, как Ольгерд расписывает свои красочные пожелания в контракте с дьяволом.
— Так и сказал — «никакого завтра»? Раг нар Роог хотел устроить?
Ольгерд откинулся на спинку стула, тяжелая рубиновая цепь на груди звякнула. Такую продать - можно было бы десяток зим пережить и лиха не знать!
Бородатый краснолюд все стенал о голодной зиме и чудовищных дорогах, но в очередной раз материть Радовида всем уже осточертело.
— Да пусть бы и Раг нар Роог. Вот это была бы славная битва, и противники под стать, — пожал Ольгерд плечами, словно говорил о чем-то обыденном.
— А каменное сердце тут при чем?
— Каменное сердце позволило мне жить вечно. Как и пожелал — как будто завтра не наступит, — Ольгерд отправил в рот кусок жареного мяса. — Если бы я только знал, какая это скука смертная — бессмертие.