На следующее утро после заклинания поиска пропавших людей Элдред уже не смог назвать Говарда малышом, когда грузно опустился на стул рядом с его кроватью.
Не подходило это слово к тому, кому предстояло пережить весть о смерти родителей. А ещё он боялся того, что заметил вчера в Говарде — некой силы, которая ощущалась прикосновением тёмной осенней ночи. Если у того и есть дар к чему-то потустороннему, лучше оставить его до поры-времени. Дядя Элдред боялся.
***
Когда Ричард вошёл в квартиру брата, то передёрнулся от ощущения липкой грязи, повисшей в воздухе, и болезненной тишины. Запоздало подумал, может, стоило оставить комплект ключей на дне рюкзака и для начала позвонить — ну, хотя бы написать сообщение.
Может, Говарда вообще нет дома.
Но тут Ричард различил запах свечи из кухни и намеренно громко протопал туда, как был, в тяжёлой куртке, чьи карманы звенели мелочью и стучали камушками, и рыжих ботинках в брызгах луж.
— Ну и вонь, — честно заявил он и тут же замер от ужаса.
Говард сам походил на призрака. Под глазами залегли синяки, лицо осунулось, а щеки ввалились, как после долгой болезни, а взгляд походил на тот, что бывает у загнанного зверя после дикой охоты.
На столе перед ним горела высоким пламенем какая-то травяная свеча, кажется, чтобы отпугивать злых духов, а под правой рукой стояла пепельница, полная окурков и серого пепла. Красный огонёк мерно тлел между пальцами в следах от вязи рисунков — то ли хна, то ли чернила.
Ричард опустился напротив на скрипучий стул с мягкой подушкой и негромко позвал по имени. Говард вздрогнул и уставился на него с некоторым удивлением.
— Ты приехал.
— Я всё равно был рядом. Ну, почти. Где-то в пригороде Дублина, там знакомый…. а, чёрт с ним. Ты выглядишь хреново.
— Ты помнишь смерть своего отца?
— Ты же знаешь — сердце не выдержало.
— А на самом деле?
— Он не справился с каким-то сильным мёртвым духом в проклятом доме. Но кто бы поверил в такие истории.
— Возможно, я тоже с чем-то не справился. Сначала после тех бедняг у побережья ко мне прицепился кошмарник, питающийся страхом, и нагнал ужаса. А потом это.
Говард развернул кверху ладони, и Ричарду пришлось наклониться вперёд и сощуриться, чтобы увидеть хоть что-то в свете единственной свечки.
На ладонях брата не было привычных линий жизни. Их словно стёрли наждачкой или соскребли, а вместо них нанесли новый рисунок.
И теперь среди мелких и ещё не заживших царапин, вместо всех линий судьбы и жизни — кровавые волны, уходящие за большие пальцы.
Ричард повидал многое в своей непростой жизни охотника за привидениями, проклятиями и прочей чертовщиной, но сейчас он поневоле вздрогнул и нервно поерзал на стуле. Сразу захотелось курить и вытравить дымом противное ощущение беды, но с его астмой всё-таки стоит воздерживаться.
Ричард перевел взгляд на брата, чьё лицо разрезала кривая усмешка. После короткой затяжки Говард заговорил.
— Ты же знаешь, я всегда был куда слабее тебя и твоего отца. Я научился — по оставленным мне дневникам, да и ты многое показывал, но я как… подспорье. Могу снять порчу, простенькие проклятия, сделать амулеты или прогнать призраков. Но вряд ли что-то большее. Я всего лишь продаю свежие круассаны лондонцам.
— Так, — Ричард выслушал всё это с мрачным видом и побарабанил пальцами по простой столешнице. — Так. И что это значит?
— Море. Оно забрало родителей. И не оставляет с тех пор в покое. Никогда. Шепчет, топит в снах, и я чувствую склизкие водоросли на коже, когда просыпаюсь.
— Ты не говорил об этом.
— Я справлялся до последнего времени.
Ричард фыркнул.
— Но кто стёр линии жизни?
Говард явно замялся и сжал кулаки, желая спрятать их то ли от самого себя, то ли от брата. Кровь и волны с солоноватым привкусом на кончике языка — вот его будущее, которого он не хотел.