Себастьян начал первым. Взял нож и проткнул указательный палец, густые капли упали в землю, принадлежавшую их семье, в соль, что защищает от зла, в ночь, стекавшую дождём по стёклам.
Бенджамин даже не почувствовал боли, но когда кровь капнула в миску, ему почудилось, что дом завибрировал, отдаваясь в его собственных костях.
Мируна приняла нож как-то неуклюже, замерев в нерешительности, — может, потому что не была уверена, что её кровь вообще нужна. Бенджамин успел заметить, как качнулся нож в тонких пальцах — вот-вот выпадет, но негромкий голос Себастьяна остановил.
— Не сомневайся. Ты — моя жена. И твоя кровь тоже принадлежит семье Альбу. Но если не хочешь, тебя никто не заставляет.
— Кем бы он ни был, он показывал мне Делию, и я поддавалась этим видениям. Пусть сгниет в аду для призраков.
Последние капли.
Дом замер — Бенджамин не мог по-другому это назвать. Пылинки застыли в холодном воздухе, ни звука, ни движения, даже огоньки свечей не моргали, а потом бесшумно погасли. Бенджамин ощупью двинулся вдоль стола — вот нож у руки Мируны, вот оплывший воск со стороны Себастьяна, вот его собственные амулеты… Бенджамин сглотнул, поняв, что остался в полном одиночестве.
«Смерть — высшая цена и высшее благо».
От голоса кружилась голова, а маслянистая тьма с запахом фиалок никак не давала толком вдохнуть. Так Бенджамин чувствовал себя в первые секунды, если пробуждался после приступа лунатизма — беспомощность и пустота. Он — никто. Он — ничто.
«Ты знаешь, что в смерти нет снов?»
Этот голос… Бенджамин не хотел его слышать. Его нежность была притворной и слишком сладкой, без толики искренности. А вот боль более реальна — в груди, пульсирующая и горячая.
«Кто зажжет для тебя огни в твоих снах, когда ты совсем один?»
Бенджамин видел вдалеке — в конце туннеля, в который превратилась комната, — мерцающие пляшущие огоньки, разноцветные и такие притягательные. И среди них — Делию.
Она визжала от восторга, плясала и хлопала в ладоши. Косички стучали между лопаток, платье кружилось и блестело под зелёным, оранжевым, красным светом. Бенджамин почти рванулся к ней — но замер.
Делиа мертва.
Он был на её похоронах, видел маленький гроб, крепко сжимал плечо Себастьяна. Неживые огни кружились вокруг фигуры девочки, но их было девять. Только семь ведут к дому, прочь от призраков и проклятий. Кто это и когда сказал?
Бенджамин отвернулся и зажмурил глаза, не желая снова дать слабину. Пусть кто-то и считает, что смерть — нечто большее, но он не готов умирать. Он хочет вернуться к Себастьяну.
Последнее, что запомнил Бенджамин, — как он падает в бездну с запахом свежевырытой могилы.
Ледяной дождь бил по спине, а пальцы сжимали комья грязной земли. Закашлявшись, Бенджамин перевернулся на спину, отплевываясь от жижи, и наслаждаясь тем, как свободно двигаются лёгкие, как горячую кожу лица охлаждают струи дождя. Края неба не было видно, а вот холод быстро проник под футболку и в промокшие ботинки. Приподнявшись на локтях, Бен увидел не так далеко тёмный дом бабушки Анки. Сам он зашёл в поля на дорожку, которая вела к дороге и мчавшимся в ночи машинам.
Надо спешить. Возможно, Мируна и Себастьян внутри и видят собственные сны.
— Смотри, мама, я могу раскачаться сама!
Мируна приложила руку козырьком ко лбу, наблюдая, как дочь раскачивается на стареньких качелях. До неё донесся заливистый смех, и Мируна невольно улыбнулась. Солнце светило так ярко, что порой перед глазами возникали пятна, даже очки не спасали. Вот и сейчас она слышала голосок Делии, но никак не могла её разглядеть.
«Она умрёт, ты её не спасёшь».
Этот голос прозвучал так близко, что Мируна от неожиданности обернулась, но рядом никого не было. Площадка пустовала, только скрипели качели. Смех тоже исчез. Мируна помнила эти качели — такие же, на которых она качалась в детстве, а мама забирала потом и вела домой.
Мируна пошла к качелям, но сколько бы шагов она ни делала, ей не удавалось приблизиться. Она кричала и звала Делию по имени, надеясь, что та услышит и побежит, но только эхо доносилось: «смотри, как я могу….».
Бархатный голос снова прозвучал рядом:
«Но если твоя дочь мертва, последуй за ней. Иначе какая ты мать?».
Мируна подбежала к качелям, как раз когда лопнула цепочка, и Делиа рухнула на землю. Больше не было смеха или криков. Только тишина и скрип качелей.
«Она ждёт, когда мама придёт за ней».
Мируна задыхалась и не могла заставить себя коснуться дочери, которая растворялась солнечными пятнами, мелькающими перед глазами. И всё-таки одна мысль не давала покоя — а где же Себастьян? Как же он? Что же с ним будет, когда он узнает?..
«Он придёт позже», — мягкий голос знал все ответы.
Но Мируна не хотела его слышать. Она не хотела видеть смерть Делии.