— Понимаешь, оказалось, что у барьера есть недостаток. Вещи богов давали нам возможность проходить через него в этот мир. Ненадолго, как Гермесу. Проходить — или пропускать кого-то. Наши силы при этом были ограничены. И чтобы открыть барьер хотя бы на какое-то время… пропустить сразу нескольких из нас… понадобилось довольно много божественного оружия… и связующая нить. Кто-то, кто задержался в этом мире и попытался отречься от своих сил. Нужен просто пустяк, сущий пустяк— чтобы он проявил свои силы. Не какую-нибудь мелочь… свои настоящие силы. Настоящую власть.
Судя по тому, как был бледен Клим, он этого не знал. Кажется, он даже попятился, пока она говорила.
— Что может заставить труса вернуться к своей власти? — спросила Персефона у клинка. — Что может принудить бога взять то, что выбросил? Ты говорил, что мы слишком горды. Что мы себялюбивы. Как еще ты говорил? Что ценнее нас самих у нас ничего нет? Так может быть, давай просто…
Клим решительно шагнул назад, но она вдруг исчезла. Показалось только: мелькнул в воздухе древний шлем…
Потом воздух прорезал нож, ударяя бывшего подземного царя в середину груди.
— …проверим.
Вскрика боли не было — только закружились, зарадовались тени.
Тени упали на руины заброшенного храма, соткали плащ и венец, подземный нарастающий вой заглушил мои бессильные ругательства, дрогнула и расселась земля — пропустила багряное пламя.
Капли серебряной крови еще не упали на траву, а из воздуха начал уже прорезаться другой храм — с целыми стенами, со статуями, с высокими фигурами, стоявшими в нем…
— Барьер открылся, — прозвенел холодный голос подземной царицы. Она сорвала шлем своего мужа, рывком выдернула нож из груди у Клима и мимолетом глянула на нас. — Молитесь своему богу, если хотите. Если думаете, что это поможет.
Я почему-то не могла. Стояла и смотрела, как прорезается из лица Клима то, чужое лицо, как трепетно коронуют его черным венцом тени, как джинсы и футболка становятся античными одеждами, как падает на плечи плащ…
Треснула и раскололась завеса между мирами — как глупая, дешевая амфора.
Напротив нас стояли те, кого один трус когда-то не хотел пропустить в наш мир.
Этот трус тоже стоял, с помертвевшим лицом глядя на улыбающуюся жену.
— Καλώς ήρθατε , Άδη,** — обронила та тихо.
Комментарий к Особенности брачных отношений на фоне глобальных катаклизмов
* Ты попался
** Добро пожаловать, Аид
========== Тру-античность и немного драмы ==========
В общем и целом, это довольно эпично. То есть, Клим весь такой в черном и Аид, Персефона вся такая ликует, а Алик над моим ухом надрывно шипит, что поползли, мол, за колонну, ховайсь, славные партизаны. А мне как-то совсем пусто, и я понимаю, что крест на груди — что он не в помощь мне сейчас.
Потому что во мне слишком мало веры.
Потому что крест — он вроде как подарок. А во всем остальном я не разбираюсь совершенно. А напротив нас — те, от кого вообще вряд ли спрячешься. Смотрят всевидящими, мудрыми и пронзительными взглядами.
Все, даже Гермес в широкополой шляпе и обтрепанных сандалиях. Этот затесался во второй ряд — вроде как, не при делах. Но взгляд — он настораживает и морозит.
Но не так, как взгляд у этого, который стоит впереди. Который светлее солнца и прекраснее похудевшего Баскова. Этот — который с золотыми кудрями, осиной талией и взглядом стрелка — он острее других, пронзительнее многих, и я понимаю, что от стрел его взгляда в этом храме не скрыться.
Вряд ли можно скрыться и где-то еще.
Всего их десяток, я узнаю не всех, но почти уверена, что вон тот, румяный, в леопардовой шкуре — Дионис, а гибкая охотница с луком — Артемида…, а вон воин — это уж наверняка Арес. Кто-то стоит за плечами — я не стараюсь их рассмотреть, в глаза только бросается высокий, длинноволосый и длиннобородый, с проседью и ироничным изгибом губ.
Потом опять как-то соскальзываю на этого, который впереди. Он прямо-таки притягивает внимание, как драгоценная цацка.