Так нельзя, думал Кириан. Когда начинались мамины расспросы, Коди буквально сжимался в комочек, будто бы боялся, что ему снова придётся отмалчиваться, потупив взгляд.
Так нельзя.
Но поделать он ничего не мог, кроме как следовать словам отца. Они братья, и это единственная связь, которую Коди не боялся и не избегал.
У них была одна комната на двоих. Там стояла двухъярусная кровать, купленная много лет назад. Верхний ярус занимал Кириан, нижний — Коди. Перед сном Коди погружался в чтение книг или комиксов, а Кириан доставал наушники и включал музыку.
Идеальный момент для тех, кто предпочитает молчание, но не в одиночку. Они так и дружили — без слов, но с пониманием.
Последняя песня закончилась, и Кириан вынул наушники, отложив их к изголовью кровати так, чтобы не задеть ночью рукой. Перекатившись на другой бок, он свесил голову вниз и сразу же наткнулся на ответный взгляд Коди.
— Что?
— Поздно уже. Выключай свет.
— Ещё немного. — Коди снова уткнулся в журнал.
Когда он не хотел разговаривать, то всегда умело игнорировал всех вокруг, даже если смотреть на него в упор. Подложив руки под шею, Кириан внимательно изучил напряжённое выражение на его лице. Он точно читал? Зрачки не двигались.
— Что-то произошло? В последние дни ты сам не свой.
Коди покачал головой.
— Всё в порядке.
— Если это секрет, то…
— Я выключу свет через десять минут.
Больше Кириан не пытался приставать к брату, но и заснуть тоже не получалось. Устроившись поудобнее, он уставился в потолок, на который попадали блики света от маленькой лампы, прикрученной к нижней спинке кровати.
Коди никогда не был особо общительным, но теперь он стал слишком замкнутым, слишком пугливым. На любые вопросы отвечал с неохотой, но Кириану казалось, что за этим кроется страх, а не простое нежелание вдаваться в обсуждения. Даже на крыше, которую Коди всегда любил и проводил там время с удовольствием, сегодня он не проронил ни слова, пока не пришло время уходить.
***
Коди ушёл в школу рано утром, ещё до того, как Кириан проснулся. Когда он с головной болью спустился со второго яруса, кровать внизу уже была застелена, и никакого присутствия брата не наблюдалось. Обычно в школу он ходил с неохотой, иногда вообще притворяясь больным, чтобы остаться дома и пропустить хотя бы день. В первые года мама велась — актёрским притворством Коди одарила природа.
Друзей в школе у него не было. Коди всегда был замкнутым, любил проводить время в одиночестве и в классе ни с кем не общался. Изгоем он не стал — на него просто не обращали внимания. Он был словно тенью, мимо которой можно пройти и даже не заметить. Сам Коди никогда не жаловался и вроде бы чувствовал себя в таком положении совершенно нормально, до того момента, пока не предвещались какие-то мероприятия: школьные спектакли, классные часы, уборка территории в группах.
Когда Кириан вошёл в кухню, мама сидела на стуле, подобрав под себя ноги, и смотрела очередное шоу по маленькому телевизору, стоявшему на холодильнике.
Красива, как и всегда.
Кириан залюбовался матерью, остановившись на пороге. Утренний свет, пробивашийся сквозь узорную тюль, красиво оттенял её моложавое лицо. Мама всегда была и оставалась самой красивой женщиной, какую только доводилось видеть Кириану. Может быть, для каждого ребёнка это так — он не мог ответить за других, только за себя самого. Сетлые волосы, собранные в пушистый пучок, придавали ей нежный беззащитный вид. В детстве Кириан считал, что маме нужно быть моделью, фотографироваться для обложек дорогих журналов. Ему хотелось, чтобы все замечали её красоту.
Однако маме хотелось, чтобы эту красоту видел лишь один человек — тот, что оставил их семью несколько лет назад.
— Доброе утро, дорогой, — улыбнулась она, повернувшись к Кириану, и потянулась за новой порцией кукурузных хлопьев. Она обожала есть их без молока, как орешки или семечки.
— У меня голова болит. Есть таблетки? — он потёр виски, взял пустой стакан и заранее набрал холодной воды из-под крана.