Да… Помнится, Лидия самостоятельно вешала на стенку над баром плакат новой популярной группы. Забралась на высокий барный стул и, чуть раскачивая его, крепила бумажку кнопками к стене. Энжи с Найнсом сидели рядом с Джеком и обсуждали очередную возможность «напакостить» Камарилье. В один момент стул опасно накренился.
— Лиди!
Перед глазами Энжи промелькнули моменты из детства: как сестра выпала из кэба извозчика, и папа успевает поймать её в самый последний момент; как сестра упала с кухонной тумбы и долго лежала на полу без сознания. Энжи понимает, что не успеет подхватить Лидию, как и дёрнувшийся Найнс. Ножки стула ломаются с неприятным хрустом, словно их кто-то подпилил, а Лидия оказывается лежащей на Скелтере, успевшем подбежать. Казалось бы, зачем придавать какое-то сакральное значение этому тривиальному жесту? Всё дело в доверии, в том, что это проявление доверия Скелтера. Они все понимали, что вампиру ничего не будет от падения со стула, но сам факт…
Энжи открывает глаза и оглядывает свою «камеру». Будь у неё силы — разнесла бы всё к чертовой матери. Но её тюремщики внимательно следят, и не дадут возможности глотнуть даже лишнюю каплю крови. Она считает капли, падающие с труб, когда слышит приближающиеся шаги. В последнее время её не навещают ни девочки Камарильи, ни Симус, лишь один или два незнакомых вампира. Они с осторожностью приближаются к ней, держа в руках кол, и каждый раз одёргивают, когда она пьёт кровь. Что же, хоть когда-нибудь ей должно повезти.
Энжи старается сдерживать себя, но вкус долгожданной крови на языке заставляет Зверя счастливо вопить и извиваться. Вампиры, как всегда, чрезмерно осторожны, не позволяют даже лишней капле попасть в истощённый организм Гангрел. Но в этот раз ежедневной порции кормёжки ей оказывается достаточно.
Большая часть сил уходит на мощный пинок, от которого один из тюремщиков валится на пол, а второй отшатывается. Перед глазами мелькает яркая вспышка, которая слепит Энжи. Она словно на мгновение «отключается» от внешнего мира. Когда девушка возвращается, обнаруживает себя сидящей на коленях посреди камеры, рядом с пеплом и разодранным телом одного из тюремщиков. Верёвки порваны на мелкие лоскуты и разбросаны вокруг вместе с цепями, труба, к которой она была привязана, погнута.
— Отлично… — чуть обречённо тянет Энжи и, поднявшись, выбегает из камеры. В теле всё ещё чувствуется слабость. Но, как обычно, времени остановиться и пожалеть себя нет. Логичнее его потратить на поиск выхода из этих катакомб.
Анна и Мадлин смогли вернуться в Даунтаун только на следующую ночь. Носферату слегка контузило из-за взрыва и прыжка с третьего этажа, а Малкавианка всё ещё пребывала в оглушённом состоянии. Девушки выбрались на поверхность в одном из тёмных переулков рядом с башней Вентру. Миллер вытащила свою спутницу из люка и посадила к стене, буквально упав рядом. Целый день блуждания по канализации, нервные попытки скрыться от рабочих и открытых люков, сквозь которые прорывался солнечный свет. Приходилось через каждый шаг ловить крыс, без причины вскидывать старый, потёртый кольт и по часу прятаться в узких нишах, ждать, пока мимо проходили рабочие.
Мадлин молча прислонилась щекой к плечу сидящей рядом Носферату. Неплохо было бы сейчас дойти до дома, лечь и проспать пару дней. Но Крафт чувствует — Анна не пойдёт домой. И даже не пойдёт искать брата. Она двинется к ЛаКруа оправдываться за огромный пожар, охвативший особняк. Возможно, Шут начнет строить из себя святую невинность, но голоса шепчут ей: «Шут спел свой куплет в оде смерти Отцу». Вот только доказать это утверждением нечем. Зато присутствие Девятки на месте преступления подтверждается показаниями относительно независимых свидетелей. Мадлин закусывает губу — нет, Девятка был сам на себя не похож. Но нельзя просто заявить: «Это был не он!». И нельзя сваливать вину на охотника, он невиновен.
Пока Мадлин размышляет, Анна резко поднимается на ноги.
— Пора заканчивать этот спектакль и идти домой.
Мадлин удивлённо косится на удаляющуюся Анну и, вскакивая, спешит за ней, к башне. Вернее, они снова спускаются в канализацию, проходят через подсобное помещение и поднимаются на нужный этаж на грузовом лифте. Вампиры из приёмной ЛаКруа косятся на них с подозрением, а некоторые Вентру женского пола — с брезгливостью. Мадлин инстинктивно хватает Анну за руку, чувствуя, что от неё волнами исходит раздражение и злость. У самых дверей Малкавианка останавливает Миллер, вцепляясь в запястье. Она рассержено шипит, совсем как кошка.
— Чего ещё?
— Не говори Шуту о Девятке, — с точно таким же выражением лица она просила Анну пойти в особняк Граута. Носферату устало качает головой.
— Мы же видели его у ворот. Что ещё остается думать?
— А если это сети, расставленные умелым охотником? Мы — пока подставные пешки в игре Шута. Мы должны бороться с этим.
— Боже, как же меня достало то, что ты говоришь загадками…
Анна, скинув с головы капюшон, трёт переносицу. Она действительно устала.
— Почему я не должна рассказывать ЛаКруа?
— Девятка — Отец Рыцаря…
Сопоставив роли, Миллер понимает, о ком речь. Найнс — Сир Ральфа, и это весомое обстоятельство в его защиту. Вырвав руку из захвата Малкавианки, Анна идёт к дверям кабинета.
— Я ничего не обещаю!